– А где ты так драться научился? – спросила Вита.

– Драться?! – удивленно растянул он губы. – Разве это была драка?

– А разве нет?

– Ну, в общем, да...

Драться он умел, еще в школе научился – с пацанами отношения выяснял, из-за девчонок, из-за прочей ерунды. Потом была секция каратэ, с его философией духовного и физического самосовершенствования. А в военном училище, куда он поступил после школы, его просто учили убивать – руками, ногами, холодным оружием и подручными средствами. Это была кафедра специальной разведки, там учили всерьез и надолго. А потом была служба в полку и вторая чеченская война, длительные разведрейды, диверсионные операции. Четыре года учебы, три года практики. Он получил «капитана» досрочно и второй орден, когда случилась беда. Его группу бросили в бой против боевиков Гелаева, там он и нарвался на мину, которая упала и взорвалась возле самой головы... Друзья вытащили его с поля боя, на «вертушке» отправили в госпиталь, где он два месяца пролежал в коме. Долгое лечение, возвращение в строй, а потом инцидент, который поставил крест на его карьере.

Днем Данила был спокоен, а ночами его иногда накрывало. Однажды воспаленное контузией чувство справедливости свело его в ночном городе с бритоголовыми парнями, измывающимися над беззащитной девушкой, чья вина состояла лишь в том, что в ней текла азиатская кровь. Их было много, и двое из них после встречи с ним оказались в реанимации. Его могли посадить, но начальству кое-как удалось замять скандал. Правда, из армии Данилу не очень вежливо попросили...

Он вернулся в родные края, устроился егерем, слился, что называется, с природой, где все естественно и справедливо, где нет разрушающей энергии ночных городов, от которой срывает крышу...

– Ты чего молчишь? – спросила Вита.

– Думаю.

– О чем?

– О том, что зря в Москву еду. Опасно там.

– Кого тебе бояться?

– Самого себя.

– А ты не бойся. Ты же мужчина, – засмеялась она.

– Легко сказать...

– А зачем едешь?

– Затем, что соскучился. По одной очень хорошей девушке.

– Вау! Да у тебя, оказывается, любовь.

– Не твое дело.

Данила закрыл глаза, представил, как встретится с Леной, как вложит ей в руку бриллиантовое колье, как она обнимет его за это, расцелует. Потом они поедут к ней домой, и он покажет ей, как сильно по ней соскучился... На губах выступила благостная улыбка. А веки налились тяжестью навалившегося сна.

– А если я ревную? – уже сквозь сон донесся до него голос Виты.

Он никак не отреагировал на ее вопрос. Ему было абсолютно все равно, ревнует она или нет...

Успокоительная таблетка не смогла удержать его от стычки с громилами, но все же она сделала свое дело. Проснулся Данила лишь после полудня. Степан и Тимоха с опухшими лицами угрюмо сидели за столом и хлебали чай.

– А где Вита? – спросил он.

– Где-где, в Нижнем сошла...

– Она же до Москвы ехала...

– Ехала, но не доехала... Ты как убитый спал, – с тоскливым каким-то ехидством сказал Тимоха.

– И что?

– И мы вчера конкретно вырубились... У меня мобильник ушел, а у Степана три штуки, на дорогу взял...

– Куда мобильник ушел? – не понял спросонья Данила.

– В Нижний ушел, за ручку с Витой. А в другой ручке – три тысячи рублей... А где твои часики, браток?

Данила всполошенно хлопнул себя по запястью правой руки. Еще вчера на нем болтались «Командирские» часы с дарственной гравировкой. В благодарность от командующего округом заслужил... Но ведь они могли слететь с него в тамбуре, когда он разбирался с громилами в белых воротничках. Но Тимоха же не мог там же потерять свой телефон, а Степан – деньги.

– Что, тю-тю? Привет Вите!

– Этого не может быть, – мотнул он головой.

– Да, но клофелином она тебя угостила.

– Чем?

– Тем же, чем и нас, балда!

А ведь Вита действительно усыпила Тимоху и Степана. Сказала, что димедролом, а на самом деле это мог быть клофелин, испытанное средство подсадных воровок. Может, она не хотела обворовывать Данилу, но ведь он сам уснул, и так крепко, что не заметил, как снимались с руки часы.

А может, и не только часы?

Он потянулся к своей куртке, сунул руку в карман, где лежал бумажник. Паспорт был на месте, а отсек, в котором хранились деньги, склеился от образовавшейся в нем пустоты.

– Черт!

– Что такое? – с мрачным торжеством в голосе спросил Тимоха.

– Деньги. Там десять тысяч было...

– А ведь говорили тебе в детстве, храните, граждане, деньги в сберкассе...

– Там и храню, – кивнул Данила, вынув из кармашка портмоне банковскую карточку, на которую поступала его зарплата.

Деньги он особо не тратил, поэтому за два последних года на ней скопилась приличная сумма. Хорошо, что Вита не тронула карточку, как она это сделала с деньгами – в знак благодарности за то, что он ее спас. Интересно, от кого? Может, это были люди, которых она обворовала... Если так, то, видно, в Екатеринбурге она сорвала большой куш. А как еще объяснить то, что за ней устроили охоту.

Бог ей судья, подумал Данила. Паспорт на месте, карточка с деньгами тоже. А потерю часов он как-нибудь переживет. И десять тысяч еще заработает... Вот если бы у него колье украли... Колье?!!

Он рывком сбросил тело с полки, в присядку опустился на пол, согнал Тимоху и поднял полку, под которой лежала его сумка. Коробочка с колье должна была лежать в тайнике между фальшивым и основным дном сумки. Но там ничего не было. И коробочка исчезла, и колье!

– Твою мать! – схватился за голову он.

В ушах приглушенным эхом отозвался голос Виты. «Когда что-то ценное везешь, надо быть осторожным, а то напоят и обдерут как липку...». « Я и сама ценность большую везу. А веду себя неосторожно...»

– Девственность она свою везла, – нервно усмехнулся он.

– Что? – взбудораженно подался к нему Тимоха.

– Какой же я дурак, говорю...

– Что-то пропало?

– Да так, безделушка она. С бриллиантами. За девяносто тысяч долларов.

– Ну ты, брат, и попал!

Тимоха уже не злорадствовал. Он искренне сочувствовал Даниле, но ему от этого не было легче. Может, это было и не так, но ему казалось, что вместе с колье он потерял и Лену.

Где-то недалеко накрапывал дождь, но на перроне Казанского вокзала было сухо – высокая массивная крыша укрывала от непогоды. Но здесь, на вокзале была своя стихия – гулкая живая масса, сотканная из переплетений встречных и поперечных людских потоков. Кто-то сошел с одного поезда, кто-то с другого, кто-то, напротив, встречал или сам спешил на посадку. Беспокойная, пробивающая на массу энергия большого города так давила на психику, что у него возникло непреодолимое желание бежать в кассу за обратным билетом.