Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Надя, где она зажигается? — крикнул Ерожин в сторону кухни, поскольку супруга колдовала там с посудомоечной машиной.
— Ах ты мой бестолковый калека! — рассмеялась она и нажала выключатель над головой Петра.
Ерожин попросил журналы и принялся их листать.
— Тебе лучше бы поспать, — посоветовала Надя и удалилась.
Ерожин послушал, как она гремит на кухне тарелками, быстро вылез из-под одеяла и босиком, стараясь не шуметь, подобрался к брюкам. Выхватив из кармана конверт, вприпрыжку, морщась от боли в ноге, вернулся на тахту и запрятал письмо под подушку. Проделав эту операцию, Петр Григорьевич лег на спину и уткнулся в журнал. Надя закончила с посудой, уселась в кресло и принялась перебирать нетронутую Ерожиным часть корреспонденции.
— Ты видел? Нас в театр приглашают, — сказала она, достав из конверта жесткий пригласительный билет. Вместе с билетом лежала маленькая записочка. Надя развернула ее и громко прочла приглашение. — Как тебе это нравится?
— Повтори, пожалуйста, я не расслышал, — попросил подполковник.
— Слишком ты стал рассеянным В больнице я этого не замечала, — медленно проговорила Надя, с удивлением поглядывая на Петра.
— Прости, зачитался, — соврал Ерожин.
— Записочка и приглашение от дамы, — многозначительно сообщила Надя.
— От какой еще дамы? — не понял супруг.
— От той, которую ты обворовал и изнасиловал. От актрисы Нателлы Проскуриной.
В театр на премьеру приглашает.
— В Новгород? — усмехнулся Ерожин. — Больно далеко.
— Во-первых, премьера у нее сегодня. Во-вторых, не в Новгороде, а в Москве. В Театре современной пьесы. Слушай. Читаю:
"Уважаемый Петр Григорьевич! Мне было очень неловко, что я вам принесла столько неприятностей. Из областного театра я ушла.
Рискнула поступить в антрепризу. Один хороший человек принял участие в моей судьбе.
Очень была бы рада видеть вас с супругой на премьере. Не думайте, пьеса серьезная, и я очень волнуюсь. Нателла Проскурина".
Надя отложила записку.
— Что скажешь?
— О чем говорить, раз мы все равно опоздали. А что за спектакль?
Жена развернула пригласительный билет.
— «Бал Сатаны» по роману Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита». Инсценировка и режиссура Марка Тулевича.
— Опять Нателла голая на сцене торчать будет, — усмехнулся Ерожин.
— Почему голая? — не поняла Надя.
— Потому что на балу Сатаны Маргарита сидит голая. Я этот спектакль сто лет назад на Таганке видел, — ответил Ерожин и вспомнил, что в Театр на Таганке его затащила Соня Кадкова.
— А может, она вовсе и не Маргариту играет? — предположила Надя.
— Мастера или Сатану изобразит? — съязвил Петр.
— Наверное, ты как всегда прав. Тем более жалко. Ты же любишь красивых женщин, — улыбнулась Надя.
— Пойдем в другой день. Сегодня мне не до театра.
Супруга снова углубилась в прессу. Петр Григорьевич внимательно посмотрел на жену, минуту подумал и неожиданно попросил:
— Сходи в магазин, если не устала. Купи водки. Надо же нам ремонт обмыть.
— Тебе сейчас пить вредно, — не очень решительно возразила она.
— Немного можно, — настаивал Петр Григорьевич.
Надя поднялась с кресла и подошла к шкафу. Ерожин нетерпеливо наблюдал, как жена одевается. Как только за Надей закрылась дверь, он выхватил из-под подушки конверт, достал письмо Шуры и, усевшись под лампу, принялся читать. Дочитав до конца, задумался и перечитал снова. Закончив чтение, подполковник встал и, слегка прихрамывая, пошел с письмом по квартире. Обойдя комнату, заглянул на кухню, постоял, размышляя, подвинул стул, забрался на него, открыл дверцу антресолей, где некогда лежал кейс с долларами Вахида, засунул туда письмо, поставил стул на место и вернулся на тахту.
Когда Надя объявилась с пакетом напитков и провизии, Ерожин, лежа на спине, продолжал изучать иллюстрированный журнал.
— Ты поднимешься и сядешь в кресло или прикажешь подать тебе ужин в постель? — спросила она, снимая пальто в прихожей.
— Я поднимусь и сяду в кресло,. — мрачно ответил Петр Григорьевич.
— Тогда поднимайся, — попросила Надя и исчезла на кухне.
Подполковник покинул тахту и, прихрамывая, направился к шкафу. Его махровый халат после «кадковского» погрома чудом уцелел, и Ерожин с удовольствием в него облачился.
Сидя в кресле, он молча наблюдал, как Надя сервирует низкий журнальный стол со столешницей из дымчатого стекла, как ставит на него фужеры и рюмки, раскладывает на тарелочки фрукты и закуски.;.
— Хочешь, я переоденусь к ужину? — кокетливо спросила молодая женщина, покончив с приготовлениями.
— Переоденься, — без всяких эмоций согласился Ерожин.
Надя открыла шкаф, достала платье и ушла с ним в ванную. Пока она там занималась собой, Петр Григорьевич, глядя в одну точку, неподвижно застыл в кресле. Надя вышла. Она чуточку подвела глаза, и от этого они стали еще темнее. За время болезни Петра жена побледнела и немного осунулась, но сейчас, при помощи косметики, цвет лица восстановила.
Молодая женщина в этот момент и впрямь была удивительно хороша. Но реакции мужа Надя не дождалась. Он смотрел мимо.
— Что с тобой, Петя? Тебе нехорошо? — спросила она и опустилась в кресло.
— Нет, все нормально, — ответил Ерожин и взялся открывать водку.
— Что случилось? Почему ты такой злой и чужой? — прошептала Надя.
— Тебе показалось, дорогая. — Петр разлил водку в две рюмки и поднял свою:
— За все хорошее.
Он выпил залпом.
— Петя, я же водку не пью. Вот вино. Но я не умею откупоривать бутылки. — Голос женщины звучал обиженно и растерянно. Таким своего мужа Надя наблюдать не привыкла.
Ерожин взял вино и ввинтил в пробку штопор.
— Прости, я не сообразил, — сказал он и как бы между делом спросил:
— Ты давно видела Алексея Ростоцкого?
— Десять дней назад. А почему ты этим интересуешься? — в свою очередь спросила Надя и покраснела. Ерожин сделал вид, что смущения жены не заметил:
— Просто так. Он был в Москве?
— Да, он был в Москве и заходил сюда. — Надя не понимала, чего хочет муж, и потому терялась.
— В эту квартиру? — Ерожин снова наполнил свою рюмку и залпом выпил.
— Конечно. Он проверил, как идет ремонт, и связал Вольдемара с киевскими заказчиками, — ответила жена, с тревогой наблюдая, как Петр Григорьевич опять наливает себе водку.