— Ладно, пап. Я пойду наверх, не буду вам мешать.

— Хорошо, иди. Я поднимусь к тебе через пять минут.

— Пап, не нужно, — девочка отрицательно качает головой, строго глядя отцу в глаза. — Со мной все в порядке, правда. Тебе не о чем беспокоиться.

— Уверена? — уточняет он.

— Да уверена, уверена, — устало вздыхает она.

— Ну хорошо, — Баженов снова наклоняется, нежно обнимает ее и целует в лоб. — Иди.

От этой трогательной картины в груди начинает невыносимо тянуть, а к горлу подкатывает ком. Когда я была маленькая, и болела, отец точно так же нежно целовал меня в лоб, чтобы проверить, нет ли температуры.

Я тогда обожала болеть. Потому что в такие дни он становился особенно внимательным и ласковым ко мне, и даже забывал на время о своих бесконечных делах.

От этих воспоминаний на глаза непроизвольно набегают слезы, я нервно смахиваю их. Нельзя раскисать. Делаю короткий вздох и несколько раз быстро моргаю глазами, прогоняя ненужные воспоминания.

— Дочь у тебя очень красивая, — негромко произношу, как только девочка скрывается из вида. — А ты, кажется, заботливый отец. И совсем не импотент.

Баженов склоняет голову набок, и, сунув руки в карманы брюк, медленно идёт ко мне. Я вся подбираюсь внутренне. Когда расстояние между нами становится критическим, не выдерживаю и резко отодвигаю стул, чтобы соскочить с него и снова увеличить дистанцию между нами. Он неторопливо следует за мной, насмешливо глядя в глаза:

— Чего шугаешься, Алена? Я тебя напугал?

— Ну как тебе сказать. Ты меня похитил, держал всю ночь взаперти, потом чуть не изнасиловал, — перечисляю я, продолжая пятиться назад, отступая на безопасное расстояние. — Чудо спасло.

— Ты ведь сама хотела сблизиться со мной? Или уже передумала? — вкрадчиво спрашивает он, все же настигая меня у стены, когда пятиться становится больше некуда. Небрежно поправляет выглядывающую лямку бюстгальтера из под бретельки моего платья, и понижает голос почти до шепота. — Хотя, нееет… Вряд ли ты передумала.

Я непроизвольно сглатываю. Понимаю, о чем он. Он был груб со мной, и видел, что я завелась от его действий. А сейчас наверняка пытается понять, действительно ли причина в этом, или я и правда насколько тащусь от него, что готова терпеть все.

И я вдруг понимаю, что это выход для меня. Потому что нежных поцелуев с ним я просто не вынесу. Я не настолько актриса, черт возьми, и не смогу долго так играть. Грубый секс — как раз то, что нужно.

— Да… — произношу с придыханием, пристально глядя ему в глаза. — Наверное, я окончательно свихнулась, но теперь хочу тебя ещё сильнее.

По его губам скользит лукавая улыбка. Он пристально смотрит мне в глаза, слегка сузив веки, берет за руку и тянет на себя. Я упираюсь руками в его грудь, и сердце начинает бешено колотиться. Кажется, сейчас все точно произойдёт.

— Тогда минет сделать все-таки придётся, Алена, — вкрадчиво произносит он, заставляя все внутри меня перевернуться в бешеном кульбите.

Уговариваю себя не паниковать, но оставаться спокойной не получается. Одна мысль об оральном сексе с ним заставляет тело пылать, кровь устремляется вниз, вызывая возбуждение, и я ненавижу в этот момент физиологию. Это что, такая дебильная шутка природы? Ненависть пробуждает либидо с той же силой, что и любовь? Или как ещё можно объяснить это явление? Мне должно быть противно. Мерзко. Я столько времени настраивала себя терпеть, сжимать зубы и притворяться, а вместо этого как сучка течная не могу игнорировать сладкое предвкушение от предстоящего.

И почему у него такой крышесносный парфюм? Почему эта приталенная черная рубашка так охренительно сидит на нем, и эти чертовы брюки до такой степени ему идут? Как может мужчина его возраста быть настолько сексуальным? Так выглядеть? Так пахнуть? Откуда в нем столько бешеной харизмы? И почему при всем при этом он такая мразь?

— Ты ведь уже понял, что у меня крыша слегка не на месте? — лениво интересуюсь, стараясь изо всех сил казаться невозмутимой. — Не боишься, что в порыве страсти достоинство твое откушу, и реально импотентом сделаю?



Баженов ухмыляется одними губами, кладет ладонь мне на ягодицу и крепко сжимает её, заставляя меня стиснуть зубы от боли.

— Ради того, чтобы натянуть твой рот на свой член, — тихо произносит, максимально приблизив свое лицо к моему, и пристально глядя в глаза. — Я готов рискнуть.

Нервно сглатываю, и презираю себя за идиотскую слабость, что разливается по телу от его близости и этих вульгарных слов.

— Хорошо, — тихо произношу после небольшой паузы, нечеловеческим усилием воли подавляя внутренний протест.

— Отлично, — его губы растягиваются в холодной улыбке. — Тогда готовься. Сейчас Коля отвезет тебя домой, а вечером увидимся.

Снова оказаться на заднем сидении черного «Майбаха», того самого, в котором меня привезли сюда, чтобы запереть на всю ночь в гараже, становится для меня еще одним непростым испытанием. Я нервничаю еще из-за того, что вижу в окно, как Баженов разговаривает с Николаем недалеко от автомобиля, но не слышу ни слова из их разговора — в машине отличная звукоизоляция. Мне все еще не верится, что меня действительно сейчас отвезут домой. Наверное, пока не переступлю порог своей квартиры, не перестану дрожать от страха, что он вдруг передумает.

К счастью, разговаривают эти двое не слишком долго, вскоре Николай обходит машину и садится за руль, а Баженов разворачивается и возвращается в дом, даже не взглянув в мою сторону.

Уговариваю себя забить на то, в каком положении гребаный терминатор видел меня в гостиной со своим хозяином. Какое мне дело, что он мог об этом всем подумать? Он служит человеку, которого я ненавижу, и, судя по всему, верой и правдой служит. Значит, он такая же мразь. И мне плевать на мнение мрази. Но как ни стараюсь убедить себя в этом, внутри все равно все горит от стыда, будто кислоты наглоталась. Чувствую себя грязной, отвратительной, жалкой шлюхой.

Морально готовлю себя к тому, что этот козел позволит себе шутить или как-нибудь пошло высказываться по этому поводу, но это оказывается лишним. После того, как он выясняет мой адрес, желания пообщаться со мной у него больше не возникает всю дорогу. Лишь изредка я ловлю на себе заинтересованный взгляд в зеркале заднего вида.

Мы едем довольно долго, и все это время я не могу расслабиться ни на секунду. Перед глазами без конца прокручивается все, что произошло в доме Баженова. Как он говорил со мной, как прикасался, хватал за волосы, засовывал в меня пальцы. Как я дрожала от возбуждения. На душе становится очень гадко. Ну почему мое тело так реагирует на этого мужчину? Даже сейчас, от одних воспоминаний о нем, меня трясет, а низ живота наполняется тяжестью и страстно жаждет разрядки.

«… натянуть твой рот на свой член…»