– Идем! – повторил косморазведчик и попытался ухватить друга за лапу, но тот вдруг отдернул ее и возражающим тоном заблямкал.

– Ёхи-блохи! – нахмурился Плюх. – Почему ты не хочешь меня отвести? Или я все же здесь пленник?

– Блямс!.. – обхватил «богомол» лапами голову, как бы говоря: «Ну что ты несешь?», а потом тревожно заблямкал, подняв к багровому небу лапы и голову.

Плюх поразился, насколько выразительными стали жесты зеленого друга. Наверняка результат общения с Илоной. Скоро, глядишь, поручик Соболева и маршировать его научит и честь отдавать. Он невольно улыбнулся, чему откровенно удивился Блямс, который снова начал тыкать лапами в небо.

– Да понял я, понял, ночь скоро, – сказал косморазведчик. – Жаль, конечно, но что поделаешь. Вот только выспался я уже, чем теперь и занять себя… О! Раз уж тебя я понимать еще не умею, то расскажу о том, что случилось со мной с тех пор как мы расстались. Идет?

– Блямс! – радостно откликнулся «богомол».

– Тогда полезли в шалаш. Чего на глазах у всех торчать?

Стоило им вернуться в укрытие, как резко потемнело, а вскоре в шалаше и вовсе ничего стало не видно. Впрочем, рассматривать там было и нечего, а разговору темнота не мешала.

Перед рассветом Плюх все же заснул и пару часов поспал точно, но когда его растолкал Блямс, разведчику показалось, что он только что смежил веки. Впрочем, вспомнив, куда, а точнее, к кому, ему предстоит сейчас пойти, он тотчас вскочил на ноги и заторопил зеленого друга:

– Идем! Ну же, идем!

«Богомол» заблямкал, зажестикулировал, стал подносить лапы-руки ко рту. Плюх догадался, в чем дело.

– Хочешь есть? Слушай, а давай по пути? Попроси у Федо… ну, кто тут у них главный, по паре яблок тебе и мне, да и пойдем. А в ручье попьем и умоемся заодно. Как ты на это смотришь?

– Блямс, – произнес «богомол» нейтральным тоном, так что разведчик не понял, согласен с ним друг или нет. Он так ему и сказал:

– Не понял… Так мы идем или нет? Есть еще какие-то трудности? Или, может, я здесь все-таки пленник, а ты меня всего лишь навестить явился?

– Блямс-блямс-блямс! – возмущенно замахал Блямс лапами и решительно выбрался из шалаша.

– Вот так-то лучше, – последовал за ним косморазведчик.

Ничего просить у «Федора Андреевича» не пришлось – тот уже стоял неподалеку с двумя «богомолами», каждый из которых держал в передних лапах сплетенные из прутьев подобия широких тарелок, на которых лежали яблоки, клубника, какие-то светло-зеленые побеги.

Плюх направился к этой троице, закинул в рот одну за одной три клубничины, взял два яблока и кивнул стоявшему поодаль Блямсу:

– Ты тоже возьми.

«Богомол» неохотно подошел. Рядом с дикими сородичами он явственно выделялся более ярким окрасом зеленого хитина, да и желтое подбрюшье у него было не таким темным, как у них. Блямс что-то проскрежетал. «Федор Андреевич» ответил. Разумеется, косморазведчик не понял не только сути, но даже и темы этих «переговоров», но почему-то ему показалось, что Блямс извинился перед дикими сородичами. За него извинился, за Плюха. Может, он нарушил какую-то церемонию? Может, нельзя было вот так подходить и брать еду? А может, оставлять селение в такой спешке не стоило, будто он торопится поскорее покинуть неприятное место. А ведь эти ребята не только приютили его, но еще и спасли. Косморазведчик поскреб щетину на затылке. Да, как-то нехорошо получалось.

– Слушай, Блямс, – сказал он. – Ты переведи им, если сумеешь… Ну, хотя бы главную суть передай. В общем, большое им от меня и самое душевное спасибо. За спасение, за то, что приютили, накормили-напоили… За все, короче говоря. И скажи, что я бы еще тут жил да жил, хоть… до пенсии, только мне к любимой надо. Очень-очень надо!

– Блямс… – повернулся к нему зеленый друг.

– А ты что, не знал? – удивился Плюх.

– Блямс…

– Эх ты. Неужто не понял? Ну да ладно, зато теперь знаешь. Я люблю Илону.

– Блямс! – отреагировал «богомол», и теперь в его тоне Плюх уловил откровенно радостные нотки.

– Да, дружище, такое вот дело, – развел руками косморазведчик. – Люблю, и ради нее готов на все – хоть головой в аномалию. Кстати… Как твои подопечные так резво по Зоне скачут? Знают какие-то секреты? Вот бы и нам узнать…

– Блямс-блямс-блямс! – запрыгал желто-зеленый «богомол», и Плюх невольно округлил глаза:

– Что ты этим хочешь сказать? Ты тоже знаешь эти секреты? Они тебя научили распознавать аномалии? Это очень здорово, а то я, как видишь, на сей раз не укомплектован – пришлось срочно катапультироваться, так что, увы, ни скафандра, ни шлема… Ладно, с этим разобрались, а вот то, что я просил, ты своим друзьям, подчиненным, или кто они тебе, расскажи, а то они моей трескотни не понимают. Да и нам идти пора.

Блямс прострекотал довольно длинную «фразу», на что «Федор Андреевич» ответил коротко, но, как показалось Плюху, доброжелательней, чем до этого.

Косморазведчик переложил яблоки в одну руку, а свободной помахал новым друзьям:

– Счастливо оставаться! Еще раз спасибо за все. Надеюсь, еще встретимся.

Проговорив это, он повернулся и быстро зашагал к ручью. Блямс, тоже взяв из «тарелки» пару фруктов, поспешил за ним следом.

С яблоками они оба разделались еще до ручья. Потом напились и умылись. Но Плюху умывания показалось мало, и он, раздевшись полностью, зашел в мелкое русло и, охая от холода, принялся черпать ладонями и поливать себя ледяной водой. Потом, стуча зубами, подобрался к берегу, нарвал травы и стал натираться ею, словно мочалкой.

По уму, конечно, следовало бы простирнуть и сам балахон, грязный, заскорузлый, пропитавшийся потом… Но где его потом сушить? Идти в мокром и холодном очень уж не хотелось… Да и вообще, чем стирать этот дырявый мешок, его проще выбросить! Но голым, в одних сапогах – которые, кстати, тоже давно ждут утилизации, – к людям не явишься. Тем более, к любимой… Поэтому Плюх, брезгливо морщась, вновь натянул на себя серый балахон из мешковины и махнул дожидавшемуся его Блямсу:

– Давай, Блямсик, веди меня к Илоне.

Блямс прыгал вперед столь уверенно, что косморазведчик, все же опасавшийся поначалу угодить в аномалию, вскоре успокоился. К тому же, было понятно, что «богомол» не просто прет напролом, а и в самом деле что-то видит или чувствует, поскольку иногда он делал неоправданные на первый взгляд крюки и петли, хотя впереди все казалось ровным и безмятежным.

Идти пришлось не так уж долго. Лес быстро кончился, сменившись редким невысоким кустарником, и Плюх вскоре увидел впереди с полсотни бревенчатых строений и четыре железнодорожных вагона.

«Ёхи-блохи! – ошарашенно подумал разведчик. – Илона говорила про два вагона… Точно, про два – штабной и для взвода охраны. Откуда взялись еще два? И почему так много домов? Сколько людей могло ехать в двух вагонах? Или все же в четырех?..»