Во время взрыва в квартире находилась одна Жанна — жена Юрия Алексеевича. Сам Захарин еще до взрыва умчался в районный ОВД — ему позвонили, как только началось столкновение. Его жене поранило осколками плечо и руку.

Александр Борисович попросил остановить машину, не доезжая до дома Аштрековых. Он еще не придумал, под каким предлогом войти туда. Вряд ли имеет смысл играть в открытую и говорить, что идет по следам убийц Бритаева. Выдавать себя за журналиста, скажем, военной газеты? Тоже неизвестно, во что выльется. Вдруг служивый из вневедомственной охраны, прикрепленный к прокуратуре, таких знает. Номер с Узоровым прошел, но в другой раз фокус с перевоплощением может и не удаться. Лучше говорить общие слова, да, следователь, помогаю воссоздать всю картину происходившего.

— Постараюсь вернуться побыстрей, — сказал Александр Борисович, выходя из машины.

Тавасиев тоже вышел.

— Особенно не спешите, подожду. Я, кстати, знакомую увидел. — Он кивнул в сторону, откуда они приехали. — Парикмахерша, у которой я стригусь. Пойду поболтаю.

— Желательно не про Аштрекова.

— Будьте спокойны.

Неказистый деревянный домик под шиферной крышей, маленький участок с яблонями, сливами и абрикосами. Железная ограда с облупившейся зеленой краской — нижняя часть сплошная, поверху натянута металлическая сетка. Через нее с улицы Александр Борисович увидел молодого здоровяка в адидасовских шароварах, в футболке и в молельной шапочке. Тот натирал морковку в эмалированный тазик.

— Скажите, пожалуйста, Мустафа Григорьевич здесь живет?

— Здесь. А что?

— Это вы?

— Я.

— Можно к вам на минуточку?

— Почему нельзя, дорогой? Разве мы в ссоре?

Пройдя на участок с несколькими грядками и обогнув домик с тыльной стороны, Турецкий уселся на обитую выцветшим линолеумом скамейку под навесом — сооружением немыслимой конструкции из дерева и ржавых листов железа. По всему было видно, что хозяйственная деятельность не занимает в жизни Аштрекова первое место.

— Мустафа Григорьевич, я прибыл в республиканскую прокуратуру, так сказать, с миссией помощи. Сами понимаете, после столь бурных событий своих людей не хватает.

— Вы из Ставрополя, что ли?

— Из Москвы.

— Быстро же вы прибыли, — хмыкнул Аштреков.

— Вообще-то я приехал по другим делам. Но раз уж случилась такая беда — нужно помочь.

— А что случилось?

— Разве вы не знаете, что произошло сегодня ночью?

— Откуда мне знать?! У нас вокруг ничего не происходило. Здесь все тихо-мирно. Говорят, в центре была какая-то заварушка. Но точно не знаю.

— Стрельбу-то слышали?

— Какую стрельбу? Почему слышал? Я как вечером лег спать, так утром проснулся. Никакой стрельбы не слышал. Когда я сплю, у меня над ухом из пушки палить можно — не услышу.

— Кто же вам про заварушку рассказал?

— Разные люди. Я утром в мечеть ходил, там слышал. Но подробностей никто не знает, — сказал он и с новой силой принялся натирать морковку, философски добавив: — Поживем — узнаем.

Пока они ведут позиционную борьбу, в которой Аштреков ничем не уступает следователю. Проверить утренний визит прихожанина в мечеть и содержание тамошних разговоров вряд ли возможно.

— От меня-то что хотели узнать?

Вот это уже похоже на нормальную реакцию. Сразу ведь должен был возмутиться.

— Мы всех сотрудников опрашиваем. Многие защищали здание прокуратуры. Многие не могли добраться, были на других объектах. Нужно составить общую картину происшедшего и найти виновных; Ведь редкая семья не пострадала.

— Ай-ай-ай. В такое время я спал как убитый. Никого не защищал, все события проспал. Даже жалко.

— Что же жалеть. События горестные.

— Надо будет узнать у знакомых. Все ли живы-здоровы. Скоро освобожусь, позвоню. — Аштреков кивнул на тазик. — Плов затеяли.

Судя по высоте морковной пирамиды, плова готовилось, по крайней мере, на роту.

— Праздник какой-нибудь?

— Зачем праздник? Просто вкусно. Мы каждый день вкусно едим. Живем, как в иншаалла, рай по-вашему. Питаемся плодами из тех, что сами выбираем, и мясом из тех, что сами пожелаем. Это в Коране сказано. Заходи, если соскучился по хорошему плову. Тут на всех хватит.

Не совсем ясно, нужно говорить ему про гибель Бритаева или нет. Если за Зауром приходил он, то сейчас сыграет фальшивое сочувствие. Если то был другой охранник, то Аштреков все равно узнает про похороны, сотрудники ему наверняка позвонят. Поэтому он говорить не будет, а уж в зависимости от того, придет ли тот на кладбище или нет, можно будет сделать какие-то выводы.

Турецкий раскрыл пачку сигарет и предложил Аштрекову.

— Спасибо, не курю, — сказал тот.

У генерал-майора Круликовского имелась такая черта — искренне корить себя в душе за допущенные ошибки. Это случалось после всякой промашки, и был он тогда к себе беспощаден. Бывало, попадет в автомобильную аварию и клянет себя: «какой же болван! Разве можно было сюда поворачивать! Видел же, слева машина». Или — в молодости — вильнет от жены, погуляет с барышнями, а потом устраивает себе беззвучную выволочку: «Ну что же я, подлец, делаю! Опять не удержался. Бедная моя Ниночка». Несправедливо наорет на солдатика, после чего еще гораздо хлеще отругает за грубость самого себя. Но, повторяем, подобные раскаяния происходили в глубине души. Прилюдно в своих ошибках Сергей Владиславович не признавался. Тут уж никакого самоедства. Кремень. Юлил, словно уж, и выкручивался до последнего. Лишь бы оправдаться, а еще лучше — свалить свою вину на кого-нибудь другого.

Не стал исключением в этом смысле и чудесный вечер понедельника, проведенный начальником УФСБ в гостях у Османа Рашидовича. Круликовский начал ругать себя на чем свет стоит, едва захлопнув дверь и спускаясь по лестнице. «Черт побери эти шахматы вместе со всеми их комбинациями! — проносилось в голове. — Лучше бы я, идиот, сразу сдался, чем в такое время двигать фигуры». В машине включил телефон, начал названивать кому только можно, приказывать. Дома тоже было не до сна.

Картина складывалась, мягко говоря, не из приятных. Трудно было ожидать разгрома такого масштаба. Стычки происходили в самых узловых точках республики. В Слепцовской интенсивно обстреливался аэропорт, там погиб начальник охраны. Сильная перестрелка произошла в Карабулаке. Ранено семь милиционеров, погибли один фээсбэшник да какой-то случайный прохожий. Кое-что происходит по мелочам — расстреляно много постов ГАИ, заняты ключевые дороги, перекрыта трасса «Кавказ», это все быстро поправимо. Самые крутые дела творятся у него под боком, в Назрани. В город ворвались порядка двухсот — трехсот вооруженных боевиков. У всех дорогая заграничная экипировка, очень хорошие приборы ночного видения. Бандиты окружили здание МВД, вневедомственной охраны, регионального управления погранотряда и тому подобные заведения силовиков. Обстреливали их из автоматов, гранатометов и минометов. Кажется, у них имелась чуть ли не установка «град». Взорвали «уазик» с омоновцами, в нем погибли одиннадцать человек. И все это время генерал-майор азартно играл с Резоевым в шахматы. «Никогда себе этого не прощу! Уж не специально ли этот мерзавец заманил меня, чтобы отвлечь от дела и ослабить нашу оборону?! Нужно будет проверить».