— Он может заглядывать далеко в будущее. Он видит общую картину вещей, ценит эпохальную динамику правды и истинные перемены.

— Ты когда-нибудь встречал его? — спросил Грамматикус.

— Нет, Джон, не встречал.

— Тогда ты даже представить себе не можешь, какой он кровожадный ублюдок на самом деле.

— Возможно. Но он понимает, что Изначальный Уничтожитель — враг всему живому. Так, может, нам пригодится кровожадный ублюдок на нашей стороне?

— Кониг?

— Извините, уксор, — ответил Грамматикус.

Рахсана взглянула на него с улыбкой.

— Вы основательно задумались.

— Да. Приношу свои извинения. Так на чем я остановился? Хм… Я полагаю, что этот космопорт был построен ксенорасой за несколько сотен лет до колонизации этого мира людьми. Насколько известно нуртийцам, он всегда был там.

— Таким образом, это сооружение, о котором нам ничего не известно.

— Так точно. Но при всей узости кругозора нуртийцы все-таки имеют представление о межпланетных путешествиях. Они жили в страхе, опасаясь контакта с существами из других миров, о которых говорилось в их летописях и мифах. Наше прибытие доказывает им существование вселенского зла. С ними нельзя договориться.

— Вообще никак?

— Нет, уксор.

Он пытался сказать ей, что они имеют дело с человеческой культурой, которая поддалась тлетворному влиянию Изначального Уничтожителя, но она просто не поняла бы, что такое Хаос. Это понимали очень немногие люди. Грамматикус знал, ведь его просветил Кабал. У него было чувство, что Император тоже знал, и знал очень хорошо.

Но почему он тогда не предупредил никого из своих детей? Почему он не сказал им об извечном зле, с которым они столкнутся, путешествуя меж звезд? Все предупреждения свелись к тому, как правильно строить укрепления и располагать войска.

Грамматикус изложил свой план. Они обсудили способы атаки на порт Мон-Ло, Туви удивила его, предложив ряд ценных тактических решений. Скоро она сама должна была стать уксором, Рахсана предоставила ей вести беседу, лишь изредка кивая.

В процессе разговора Джон вошел в разум Рахсаны, которая была так занята собственными мыслями, что ничего не заметила. Он взглянул на самого себя, сидящего за столом.

Он видел все, что видела уксор: отлично сложенного человека зрелых лет, с сильной спиной и руками, с очень красивым лицом и седыми волосами. Он был в пурпурном мундире с богато украшенными лацканами. Его кожа слегка блестела от пота.

«Неплохо, — подумал Грамматикус, — совсем неплохо».

Это не то тело, с которым он появился на свет, но по крайней мере оно было похоже на человека родом с Кавказа, где и родился первый Джон Грамматикус в конце двадцать девятого тысячелетия.

— Если мы собираемся отдавать приказ о штурме, — сказала Туви, — то нам следует выяснить о расположении противника здесь и у северной стены, здесь и здесь.

— Я не смог этого узнать, — ответил Джон. — Но вы правы. Я завтра отправлюсь туда снова. Через три дня у меня должна быть необходимая информация.

— Хорошо, — кивнула Рахсана и после паузы спросила: — Пойдете туда снова?

— Тогда пусть Император защитит вас, — произнесла Туви, и остальные помощницы повторили ее слова.

«О, я уверен, что он не будет делать этого», — подумал Грамматикус.

— На сегодня все, — обратилась уксор к помощницам. — Оставьте нас. Я закончу совещание одна.

Когда помощницы выходили, Джон чувствовал их раздражение и разочарование.

— Так на чем мы остановились? — спросила уксор.

— Вы собирались раздеться, — сказал он на скифском.

— Правда? — засмеялась она, отвечая на том же языке. — Понятия не имела, что вы владеете моим родным языком и даже знаете, откуда я родом. Вы очень умны, Кониг.

«Вы не знаете обо мне ничего, — мысленно согласился Грамматикус. — Я умею разговаривать на любом языке, с которым сталкиваюсь. Это мой специфический талант и в каком-то смысле проклятие».

— Простите за отступление, — он снова заговорил на скитианском, — но я видел, как вы на меня смотрели.

— А я видела, как вы смотрели на меня.

— Это плохо?

Рахсана улыбнулась:

— Нет, Кониг, это лестно. Но я не шлюха. Я не буду раздеваться ради небольшого свидания в этой комнате. Я не уверена, что вообще буду раздеваться для вас.

Грамматикус пустил улыбку по лицу Хеникера.

— Моя дорогая уксор, простое сомнение, выраженное в этих словах, — все, на что я смел надеяться.

В древние времена люди строили свои убежища в безопасных местах, оставляя темные неисследованными. Так поступать их заставлял примитивный инстинкт, защищавший людей от волков и саблезубых тигров.

Грамматикус искренне жалел, что его род не стал держаться за этот инстинкт. Темные места были темными не просто так. Он полагал, что это специфическое табу было аннулировано влиянием Императора.

Он думал о древних картах Терры, на которых красовались надписи: «Здесь водятся драконы». Так проявлялось невежество человека, страшащегося опасных мест.

— Что ты сказал? — спросила Рахсана, сонно повернувшись к нему.

— Ничего.

— Ты говорил что-то о драконах.

— Возможно.

— Драконов не существует.

Близился вечер. Море находилось слишком далеко, чтобы прохладный морской ветер достигал дворца, но жара медленно спадала.

Секс был необыкновенным. Эмоциональная близость едва не заставила его расплакаться. Он не собирался позволять себе что-либо подобное, но семьсот лет — это долгий срок, достаточно долгий, чтобы можно было забыть о последствиях подобной связи. Он чувствовал ее желание, стремление доказать, что она все еще что-то из себя представляет, несмотря на то что ее способности уксора угасали.

Он позволил себе полюбить ее и позволил ей ответить взаимностью, а теперь должен был смириться с последствиями своего решения.

— Кониг?

Она даже не знала его настоящего имени. Ему захотелось сказать ей.

— А тебе действительно нужно туда возвращаться? — спросила она, перевернувшись на бок.

Взглянув на ее стройное обнаженное тело, он с трудом подавил искушение.

— Да.

— Мне кажется, остальная часть плана требует лишь дронов-разведчиков и оценку флота.

— Нет, я там тоже нужен.

«Джон».

— О нет.

— О нет — что? — спросила она садясь.

— Ничего, моя любовь, — ответил он, поднимаясь.

— Моя любовь? Это звучит очень серьезно.