Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я вообще ребёнка без смартфона видел только в странах третьего мира. В Анголе, например, но не в Луанде даже, а в глубинке.
Оставив деревушку в стороне, свернули к фольварку.
Конечно, он не шёл ни в какое сравнение с первым увиденным хутором. Панская приусадебная земля была обнесена каменным забором высотой метра полтора, перелезть просто, но, похоже, ограда несла некое символическое значение. Дорога вела к браме, то есть арке въездных ворот, сами ворота отсутствовали.
Господский дом, невысокий, представлял длиннющее сооружение с жилой частью, конюшней, псарней, амбарами и прочими помещениями для хозяйских нужд, отдельно стояла часовня, рядом с ней — склеп. Заблоцкие не расставались с дорогими покойниками и хоронили их прямо здесь, на кусочке освящённой земли. Трогательная забота о памяти усопших, но если гробы в том склепе опускаются в землю, то крайне негигиенично, потому что колодец находился шагах всего в двадцати от захоронения.
Охотники прибыли раньше, снаружи оставались лишь холопы, рассёдлывающие лошадей да ухаживающие за собаками. Свора получила праздничную долю мяса: добыть матёрого волка удаётся не каждый день.
Генрих, покинув сани, несколько раз присел и распрямился, разок даже подпрыгнул, разминая затёкшие ноги, челядь смотрела с изумлением на монаха, коему пристало чинное поведение.
Прошли в дом. Безо всяких сеней сразу начинался довольно обширный зал, видимо — для приёмов. В глубине на возвышении стояло кресло, не трон, но выделяющееся, вокруг него — ещё четыре кресла. Наверно, там шляхтич восседал, принимая холопов и прочую публику нижнего ранга.
Топилась печь, но поскольку кто-то часто входил и выходил, впуская морозный воздух, в помещении оставалось весьма прохладно. Паньство сбросило зимние кафтаны и осталось в… Ни Глеб, ни Генрих не подобрали бы точных названий, потому что не знали тонкостей шляхетского гардероба. В общем, у мужчин это были такие же кафтаны, но уже без меховой опушки, примерно одинакового кроя, разного цвета, включая нежно-голубой и розовый, совсем странно в сочетании с надменными усатыми рожами. Сукно украшала затейливая вышивка. Дам было трое: пани Заблоцкая, её дочь и женщина старше, вся в чёрном, голова укрыта чем-то вроде чёрного чепца. Как потом узнали — мама пана Заблоцкого, вдовая, оттого и в вечном трауре. Дамы носили длинные платья с юбками-колоколами, на талии облегающие. Естественно — под горло, никаких оголённых плеч или открытых грудей, норовящих выпрыгнуть из лифа, как на картинках и в фильмах о французской знати.
Зал приёмов одновременно был трапезной гостиной, содержащей длинный стол, достаточный, чтоб вместить всех охотников, да ещё место оставалось. На небольшом помосте виднелись скрипка и какие-то щипковые инструменты, музыканты вокруг них не суетились, поскольку три дамы, вдовая явно не расположенная к развлечениям, не составят компанию сразу нескольким кавалерам. Кроме двух землевладельцев и их сыновей присутствовали ещё трое с непременными железяками на боку. Тоже в расписных кафтанах, но если присмотреться, то несколько потёртых. И перстней на руках не так богато, как у хозяина. Эти особенно свирепо сверкали глазами и накручивали усы.
Попросили за стол.
— Янка! Тот, без верхнего зуба, это кузен пана Заблоцкого?
— Так! Пан Анджей. О нем говорят — герой. Участник всех сражений последних десяти лет, где войско Речи Посполитой было разбито.
Два тинэйджера, сидевших рядом с Глебом, тихонько прыснули, а воин-герой сердито зыркнул в их сторону, словно догадываясь, что разговор завели о нём, причём — без должного почтения. Скулу вояки украшал шрам. На правой руке не хватало мизинца.
Холопы принялись метать на стол самые разнообразные блюда в количестве, словно за ним расселись не два десятка человек, а две сотни.
— Для чего столько⁈ — изумился Генрих. Ни у пана Станислава на их первой остановке, ни в монастыре, ни в харчевнях Гродно и по пути они не видели столько еды сразу.
— Понтуются, — заключил Глеб. — Помню, в семидесятые мама также старалась — к каждому приходу гостей. Войну ещё все помнили, голодные пятидесятые. Достать шпроты, болгарский зелёный горошек и банку индийского кофе считалось достижением. Вот и вываливали перед гостями, мол: и мы в порядке. Потом — ответный визит. Мама, царствие ей небесное, как и её подруги, сплошь были пышки. Сготовленное съедать приходилось, не выкидывать же!
Больше еды было только напитков. Вино грецкое, вино угорское, горелка на рябине, пиво… И выпивали быстрее, чем кушали, вдова степенно, остальные — жадно. Хозяин схватил в каждую руку две куриные ножки и поочерёдно откусывал от каждой, отпуская их, чтоб схватить кубок с вином, тотчас после опорожнения снова наполняемый холопом.
Пир польско-литовской шляхты. Источник: welcome-belarus.ru
Шутки становились громче и грубее, языки развязнее, политкорректность сюда дорогу не знала. Единственно, шляхтичи старались сильно не поддевать присутствующих, яд выплёскивали на третьих лиц. Заблоцкий давеча не поделил что-то с паном Рысицким, чьё имение граничило с его землями, потом с ним спорили о какой-то безделице в сеймике, Рысицкий предлагал там нечто, по его мнению, очень важное, но затаивший на него зуб Заблоцкий важно встал и как гвоздь забил: «либерум вето!», заблокировав решение. Сейчас, вспомнив о претензиях к Рысицкому, хозяин приподнялся и громко заявил:
— Не везёт Речи Посполитой на соседей! Пруссия, Московия… а ещё и пан Рысицкий!
Захохотали. Выпили за благополучный исход свары Заблоцкого с тем паном.
«Монахи», делая вид, что отдыхают наравне со всеми, напряжённо прислушивались к разговорам.
— Генрих! Не налегай на вино. Пятая точка подсказывает: чем больше они пьют, тем ближе к точке срыва. Хоть мы и божьи люди, но…
— Понял, майор. Больше всех меня настораживает этот, что напротив, участник проигранных битв. Пан Анджей. Так и смотрит, к чему прицепиться.
Глеб согласился. Это было очевидно.
* * *
Примечание к гл. 3. Автор признаётся, что некоторые зарисовки из жизни шляхты заимствованы из польского сериала «1670». Картинка средневекового пира взята из открытых источников.
Глава 4
Совершенно невпопад и не к месту, пан Заблоцкий громко брякнул:
— Заседаем один час двенадцать минут.
И утробно рыгнул.
— Мой дорогой муж прикупил голландские часы изумительной