на него обязанностями. Пристальное изучение делопроизводства Разбойного приказа позволяет раскрыть еще одну существенную причину: губных старост в отличие от воевод было значительно легче контролировать.

Губной староста выбирался населением, однако его назначение было невозможно без приезда в Разбойный приказ, который был вправе как утвердить, так и отставить законно избранного кандидата. Непосредственное начальство губного старосты за редким исключением состояло из судей и дьяков Разбойного приказа, которому были подсудны все, кто служил в штате губных изб.

Кроме того, многие губные старосты занимали свои посты годами и даже десятилетиями. Более того, представители некоторых дворянских родов в двух, трех и более поколениях выбирались на эту должность. Подобная преемственность и долгие сроки службы были чреваты злоупотреблением и усилением власти отдельных агентов. Действительно, источники знают немало случаев, когда губные старосты брали взятки, освобождали преступников из тюрьмы за деньги, проводили обыски без понятых, чтобы подкинуть краденую вещь, заставляли разбойников оговаривать невиновных людей, чтобы вымогать с последних подношения, а иногда даже прямо потворствовали разбойникам за долю в награбленном имуществе. И все же для Разбойного приказа выгоды такой стабильности, когда одни и те же люди долгое время руководили губными избами, перевешивали вероятные риски, поэтому он старался всеми силами восстановить или насадить губные институты, даже если для этого приходилось поступаться принципами выборности.

Об организации выборов губных старост на Русском Севере

22 мая 1637 г. в Устюге получили грамоту из Разбойного приказа, которая возлагала на местных жителей обязанность по организации губного аппарата — следовало выбрать 2 губных старост из лучших посадских и уездных людей, а также 2 губных дьяков, 8 губных целовальников, 4 тюремных сторожей и 2 избных. Разбойный приказ был вынужден пойти на такие меры, поскольку присылаемые в последние 6 лет сыщики не вполне справились со своей задачей и вызвали волну недовольства населения, страдавшего от их притеснений. Устюжане выступили против введения губного института, высказав следующие соображения: во-первых, среди них не нашлось лучших людей, которые либо жили в Москве, принадлежа к гостиной сотне, либо были заняты на дальних сибирских службах, а небогатые «молодшие» люди не годились к губному делу. Во-вторых, количество разбойников заметно поубавилось, а причиной совершавшихся преступлений являлось нерадение сыщиков, вовремя не казнивших разбойников, которые, пользуясь заминкой, убегали, чтобы снова выйти на большую дорогу. Прошение устюжан было удовлетворено: уголовные дела остались в ведении воевод, а губной аппарат так и не был создан в этом северном уезде.

В начале 30-х годов XVII века в другом северном регионе, Важском уезде, действовал назначенный из Разбойного приказа губной староста Петр Шарапов, происходивший из служилых людей другого уезда. Преследуя разбойников на вверенной ему территории, он постоянно сталкивался с тем, что преступники бежали в соседние Устьянские волости, где они находили укрытие от правосудия, в руки которого население отказывалось выдавать подозреваемых. Более того, сами жители Устьянских волостей занимались разбоем как сезонным промыслом: летом грабя и убивая, а в холодное время года зимуя в Введенском приходе Устьянских — волостей.

С еще более существенными трудностями приходилось сталкиваться в 40-х гг. XVII в. белозерскому губному старосте А. С. Козлову, который тоже не обладал поддержкой местных землевладельцев, получивших после Смуты владения в этом уезде. Судя по письмам А. С. Козлова племяннику дьяку А. И. Козлову, руководить борьбой с преступностью в этом уезде было непросто. Губному старосте регулярно приходилось сталкиваться со своеволием поместных казаков, не веривших и отказывавшихся подчиняться царским указам. Ослушники оскорбляли и били губного старосту, целовальников и даже сломали руку сторожу. А. С. Козлов не раз писал об этом в Разбойный приказ, прося о государевой грамоте «с жестоким указом», потому что даже одна указная грамота на кого-либо из «учинившихся сильно людей», возможно, заставила бы «посумниться» и прочих непокорных казаков. Неудивительно, что в сохранившихся грамотках отчаявшийся губной староста просил своего племянника добиться в Разбойном приказе отправки на Белоозеро именно такого «жестокого указа».

Своеволие проявили и местные посадские люди. А. С. Козлов по грамоте из Москвы должен был переменить целовальника, посадского человека И. Бояркина, но посадские не послушались указа и не дали губному старосте выборов на нового целовальника. А. С. Козлов не единожды писал в Разбойный приказ, но ответа так и не дождался, о чем тоже сообщал своему племяннику.

Слабость местной дворянской корпорации и губных старост привела к тому, что в 1666 г. группа белозерских землевладельцев: стольники, стряпчие, московские дворяне, жильцы, дворяне и дети боярские разных городов — подготовили челобитную об отмене у них института губных старост и передаче их полномочий воеводе. Ее составление было вызвано тем, что спустя некоторое время после смерти Ивана Ворыпанова, 20 сентября 1666 г. белозерский воевода И. Ф. Чаплин получил грамоту из Разбойного приказа, которая предписывала выбрать нового губного старосту. Местные светские землевладельцы просили разрешить их от этой обязанности, поскольку «крестьянишка наши люди бедные и губному старосте на Белоозере быть не у чево». Иными словами, челобитчики намекали на то, что они не в состоянии оплачивать деятельность губной избы.

Дальнейшая судьба этой челобитной, сохранившейся ее копии неизвестна. Впрочем, даже если она и поступила в Разбойный приказ, то последний, вероятно, отказал белозерцам, поскольку в том же 1666 г. С. Б. Торжнев был избран новым губным старостой. Он возглавлял местную губу вплоть до 1671 г., когда Разбойный приказ удовлетворил его прошение об отставке по старости и болезни. В дальнейшем губные дела были переданы воеводам и все время оставались в их руках, за исключением нескольких лет в начале 1690-х гг., когда на посту губного старосты находился Ф. А. Моложенинов.

Процессы, подобные тем, что происходили на Белоозере, Ваге, в Устьянских волостях и в Устюге, имели место и в других регионах Московского царства не только в середине, но и во второй половине XVII в.

Конфликт воеводы и губного старосты в Ефремове

В 1689/90 г. подьячий Сыскного приказа Афонасий Куковский приехал в Ефремовский уезд с целью выбрать губного старосту. Ефремовцы указали подьячему на Тихона Тимофеевича Бессонова как на достойного кандидата для заведования губным делом, однако вскоре некоторые жители уезда, «норовя воеводам», подали Куковскому сказку, в которой утверждали, что выбрать в губные старосты некого.

Через несколько лет в 1694 г. Бессонов подал заручную челобитную, подписанную 19 ефремовскими помещиками, о том, чтобы назначить его губным старостой. В отличие от претендентов на эту должность в других уездах, Бессонов прежде всего апеллировал не к поддержке его местным населением, а к прошлым военным заслугам, в числе которых участие в семилетней осаде Быхова и обороне Витебска в ходе русско-польской войны 1654–1672 г. Отставленный от службы за раны и дряхлость Бессонов желал стать губным старостой, поскольку служившие с ним братья были устроены к каким-либо