всего майора Сугробова задевало то, что его команда ездит на неудобных жестких «лиазиках», а мастера черпака и поварешки – на роскошном «икарусе». Что же это такое делается? Где справедливость?

У Сугробова даже лицо нехорошо задергалось, когда он увидел, как Петрович сажает своих людей в «Икарус», он сплюнул себе под ноги и процедил, сжимая зубы:

– Я это дело так не оставлю. Как только доберусь до штаба округа – обязательно узнаю, кто стоит за этими суповарами.

Связи у Сугробова имелись – отец у него был генерал-лейтенантом и занимал в штабе округа приметную должность, – майор Сугробов знал, что говорил…

– И тогда мы будем ездить на «икарусе», мы, а не они! – он назидательным жестом потыкал указательным пальцем в воздух. – Надо же, повара на мягком «икарусе» раскатывают, а боевые офицеры – на печи из сказки про Емелю-дурака и щуку с ее велениями, – майор никак не мог успокоиться. – Всюду взятки, коррупция, казнокрадство… Даже в армии!

Встретились они на стрельбище. Майор забрался высоко, на командирский бугор, откуда было видно далеко окрест, увидев группу Петракова, он опять взялся за старое – завелся шеф беспромашных стрелков…

Хозяйство на курсах «Выстрел» было большое, территория – огромная, город можно возвести, спортсмены с «поварами» могли бы никогда и не встретиться, если бы не общий «пиковый интерес» – стрельбище. Стрельбище на Сенеже было одно.

Команду спортсменов принимал сам начальник стрельбища – подполковник в полевой форме, молодцевато перетянутый ремнями, улыбающийся во все тридцать два зуба, от уха до уха; эта роскошнейшая улыбка не сходила с его лица, пока он занимался со спортсменами. Увидев «икарус», он оглянулся недоуменно, лоб у подполковника вытемнился, словно бы в голове начальника стрельбища возникла недобрая мысль, затем он засек полусгорбленного, какого-то очень домашнего, совсем не похожего на офицера Петровича, одетого в просторный, словно бы на вырост спортивный костюм, аккуратно спустившегося с нижней ступеньки «икаруса» на землю, и махнул рукой в мелком раздражении: еще не хватало, чтобы повара, пропахшие луковыми очистками, мешали тренироваться спортсменам. Со спортсменами приятно иметь дело, а с этими… Стояли бы себе у котлов в засаленных фартуках, помешивали бы поварешками щи, ан нет – не за свое дело взялись, на стрельбище полезли. Тьфу!

Недобрые тени на лице подполковника сгустились, у крыльев носа обозначились брезгливые складки, протянулись к губам.

Петрович, спокойный, с чуть раскачивающейся, будто с похмелья походкой, похожий на клешнястого краба, подошел к начальнику стрельбища.

– Товарищ подполковник…

Тот даже разговаривать не стал, махнул раздраженно рукой:

– Потом, потом, потом…

– Но у нас ведь тоже наряд на стрельбы.

– Я же сказал – потом, – подполковник повысил голос. – Будет дырка – постреляете, не будет – приедете завтра. Ничего с вами не случится.

– Ладно, – спокойным, будничным, почти бесцветным голосом проговорил Петрович. – Подождем, вдруг дырка действительно образуется? Нам спешить некуда. – Это не соответствовало истине. Впрочем, в следующую секунду Петрович поправился: – Пока некуда.

Конечно, день-два для раскачки им положен, но иногда события, стремительно развивающиеся где-нибудь в трех тысячах километров отсюда, спрессовывают время настолько, что не остается не только дней – даже минут. Но тем не менее группа каждый раз перед выходом на задание обязана сдать все зачеты.

Зачеты необходимо сдать по стрельбе из сорока видов оружия – от малокалиберного пистолета, вмещающегося в ладонь, до помповой винтовки, которой так лихо пользуются в кино бравые американские полицейские, на каждый вид дается по три патрона, выбить надо не менее двадцати пяти очков, если стрелять по цифровой мишени, если же мишень предметная, изображающая врага – то в нее надо угодить не абы куда, а в конкретную точку… Три промаха – и все, офицер выводится из группы, к выходу он не готов, ему надо еще немного отдохнуть.

Петрович вернулся в «икарус», виновато развел руки.

– Подождем немного, ребята. Пусть спортсмены отстреляются.

– А если они не отстреляются? – задал резонный вопрос Токарев. – Если они будут садить по мишеням до самой ночи?

– Не будут, – убежденно произнес Петрович, – они через сорок минут устроят себе перерыв, кофий будут пить, шоколадки, чтобы глаз был вострее, трескать – без этого никак не обойдутся. Я этих людей хорошо знаю. Пока понаблюдаем – вдруг результаты будут выдающимися? Интересно ведь.

– Интересно, товарищ полковник, – согласился Токарев.

Первым на рубеж вышел майор Сугробов, картинно согнул руку в локте и начал стрелять по мишеням. Токарев вооружился биноклем – смотрел на мишень прямо через окно «икаруса».

Сугробов нажал на спусковой крючок пистолета, рука у него подпрыгнула. Петрович оценивающе сощурил глаза – руку майору надо тренировать основательно, рука с зажатым в ней пистолетом должна быть чугунной – не то, чтобы при отдаче не должна подпрыгивать, она не должна даже дрожать.

– Попадание в семерку, – негромко проговорил Токарев.

– Негусто, – прокомментировал Проценко.

– Для этого лоха в майорских погонах – хватит, – сказал Семеркин.

Петраков промолчал.

Раздался новый выстрел. Локоть у Сугробова опять дернулся, рука подпрыгнула. Майор картинно отступил назад и перезарядил пистолет.

– Еще раз семерка, – прежним негромким голосом произнес Токарев.

– М-да, – Проценко удрученно покачал головой. – Плохи дела будут у России, если ее станут защищать такие стрелки…

Петраков снова промолчал, Семеркин приподнял одно плечо, пробормотал негодующе:

– Две семерки – два странных намека на мою фамилию.

Сугробов вновь прицелился. Нажал на спусковой крючок. Мишень от попавшей в нее пули качнулась – была непрочно закреплена, Токарев подкрутил колесики бинокля, наводя окуляры на предельную резкость.

– Семерка! – произнес он.

– Тьфу! – отплюнулся Семеркин.

– Тьфу! – следом за ним отплюнулся Проценко.

Петраков и на этот раз промолчал.

Это Сугробов бьет пока по неподвижным мишеням, а что станет и какие результаты выпадут на долю майора, когда мишени будут выпрыгивать из-под земли всего лишь на несколько мгновений, разворачиваться боком и вновь нырять в преисподнюю – там несколько метров катиться на роликах, затем, приблизившись к срезу бруствера, возникать вновь? Эта программа хоть и усложненная, но для группы Петракова она – обычная.

– Неинтересно все это, – проговорил Проценко. – Бедная наша Родина! Ее так и хотят написать с маленькой буквы.

– Сережа, а ты знаешь, что такое патриотизм по-украински? – спросил Токарев, не отрывая глаз от бинокля.

– Нет.

– Это когда Москва пишется с маленькой буквы, а сало – с большой. Так что нашу Родину кое-кто уже давным-давно пишет с маленькой буквы.

– Это примерно то же, что я сказал.

Сугробов тем временем выстрелил еще несколько раз. Только одно попадание у него было в десятку.

– Неверную поправку на ветер дает, – не удержался от замечания Петрович.

Сугробова сменил следующий стрелок – плечистый парень с золотистым пушком в подскульях – похоже, школьник из солдат срочной службы. «Срочник» стрелял более уверенно.

– Девятка… восьмерка… девятка, – неспешно считал попадания Токарев.

– Вот ему и надо быть майором, – хмыкнул Проценко.

– Не согласен, – возразил Семеркин, – по результатам он даже на сержанта не тянет.

– Девятка… десятка… восьмерка, – закончил тем