Он хотел гребаное шоу.

Шоу, которого он от меня не получит.

Из коридора донесся стук двери о стену камеры. Я знал, что это Призрак идет за мной. Моя камера находилась в конце коридора, где жили чемпионы. Из мебели были кровать, раковина и унитаз. Господин предоставил своему чемпиону лучшие удобства. С переходом в эту камеру я получил больше уединения. Это было единственным, что я действительно ценил в этой камере. Мне нравилось быть одному. Я не хотел связи ни с кем другим. Симпатия или даже терпимость к другому бойцу делает тебя слабым. Я даже ни разу не трахал мону, которую мне сюда присылали. Я не поступил бы так с женщиной, даже если бы хотел. Их заставляли трахаться так же, как и меня убивать. У меня не было к ним симпатии, но я не собирался их использовать. Я видел слишком много бойцов, поверженных привязанностью к подаренной женщине. Они так привязывались друг к другу, что это портило их боевые навыки.

Женщины отвлекали внимание от самого важного в этом месте: остаться в живых.

Внезапно дверь моей камеры открылась, и вошел охранник с пистолетом в руке. Он был одет в черную, как ночь, форму. Господин был ничем иным, как шоуменом для своих инвесторов.

— Встал, — приказал охранник.

Я повиновался и подошел туда, где он стоял. Охранник посмотрел на меня и сказал:

— Господин приказал тебе сделать показательное убийство. Ты должен получить несколько ударов от своего противника. Он сказал, что ты должен позволить бойцу китайских инвесторов поверить, что он побеждает, чтобы обеспечить повышение ставок на твой следующий матч.

Отвращение от участия в таком жалком шоу захлестнуло меня. Я не стану этого делать. Господин знал это, но все равно приказал. Он жил лишь ради того дня, когда овладеет мной полностью. Но этого никогда не случится.

— Ты понял? — спросил охранник.

Вместо того, чтобы свернуть ему шею, чтобы заткнуть его жалобный вой, я оттолкнул его и побежал по коридору. Как и каждый бой, шум зрителей становился все громче, пока я приближался. И, как и всегда, перед самым выходом я перешел на медленный, ровный бег. Мои ступни поднимали песок с каждым шагом.

Когда я приблизился к концу туннеля, то сосредоточился на яме. Увидел огромного мужчину, кружащего по песку, держа в каждой руке по копью. Мои губы изогнулись от предвкушения. Этот боец выглядит так, как будто и правда способен сражаться.

Посмотрим.

Набирая скорость, я ворвался через туннель и бросился на мужчину, который стоял в середине ямы. Очевидно, что, ожидая моего быстрого нападения, мужчин выставил копье. Мой правый Кинжал тут же ударил по деревянной рукояти, расколов оружие надвое. Неясные крики толпы стали громче, когда я вонзил свой клинок прямо в сердце противника. Вонзив его глубже в его плоть, я увидел, как его глаза расширились, а изо рта потекла кровь.

Отклонившись назад, я поднял ногу и толкнул мужчину в грудь, сбросив его безжизненный труп со своего клинка. Когда он упал на песок, толпа зааплодировала. Я возвышался над мертвым телом бойца, дыша чаще, но едва успев вспотеть.

Затем толпа стихла. Я повернулся лицом к креслу Господина. В тот момент, когда посмотрел на него, сидящего на трибуне, я увидел ярость, кипящую в его глазах. Конечно, его всегда идеальная публичная улыбка осталась на своем месте. Но я знал, что это не так. Внутри Господин кипел от злости из-за моего вопиющего неуважения к его приказам.

Потом, когда Господин поднялся с кресла, чтобы обратиться ко мне, мой взгляд переместился на женщину, сидящую на полу у его ног. Я с трудом сглотнул. Это была Верховная Мона.

Самая красивая женщина, которую я когда-либо видел.

— 901-ый, — внезапно раздался решительный голос Господина, отрывая меня от созерцания моны, которая была одета в голубое, чьи глаза были сфокусированы на полу. — Еще одна победа, — похвалил Господин. Но я уловил яд в его глазах. Я подавил довольную ухмылку.

Когда Господин готовился сказать что-то еще, мужчина, сидящий слева от него, холодно заявил:

— Ты сказал мне, что этот поединок будет хорошим сражением. Твое животное только что зарезало мое ровно за десять секунд.

Мужчина уставился Господину прямо в глаза и продолжил:

— Ты видел моего бойца; следовательно, ты знал уровень его мастерства. — Мужчина посмотрел на меня и скривил губы. — Этот боец намного превосходил моего в мастерстве, что заставляет меня усомниться в твоей честности, Арзиани.

При этих словах толпа зашепталась. Щека Арзиани дернулась, выдавая его ярость из-за допроса в собственном доме. Никто не задавал вопросов Арзиани на этой арене. Так что, кем бы ни был этот мужчина, он, должно быть, был достаточно важен, чтобы Господин не приказал немедленно казнить его.

Гнев Господина не проявился; вместо этого на его губах появилась широкая улыбка, и он заверил:

— Я уверяю тебя, что это был равный матч. Но я разделяю твое мнение, что 901-ый — это в высшей степени исключительный боец.

Он помолчал, затем его мертвенно-бледный взгляд упал на меня.

— Возможно, даже лучший боец, которым может похвастаться моя империя.

Его голова склонилась набок. Гнев, который зародился в его глазах, постепенно угасал.

Его рука опустилась. Я проследил за его действиями: он провел рукой по темным волосам Верховной Моны. Мона напряглась, а мне пришлось приложить немало усилий, чтобы сдержать внезапное желание оторвать ему руку.

Я чувствовал, как мои зубы заскрежетали. Прежде чем Господин распознает мой гнев, я скрыл его. Но когда снова сфокусировался на нем, то обнаружил, что он пристально, очень пристально наблюдает за мной. Мой желудок сжался, когда его губы изогнулись в короткой ухмылке. Затем, словно ничего только что не произошло, он вытянул руки по направлению к толпе и объявил:

— Чтобы показать, что бои в моей яме не подстроены, я устрою смертельный турнир, который вы раньше никогда не видели. Это будет величайшее из испытаний: собрать вместе опытных и самых безжалостных убийц моей империи. Никаких правил, никаких ограничений: любое оружие на выбор, но никак пистолетов, конечно же.

Толпа стала ликовать.

— Сражаться может любой.

Господин взволнованно кивнул и посмотрел прямо на меня, затем продолжил:

— Тогда мы по-настоящему увидим, кто лучший в поединках смерти. Мы вызовем чемпионов из каждого ГУЛАГа, — он повернулся к мужчине, который возмутился, и добавил, — а мои зависимые предприятия, то есть вы,