– Овечек Долли типа разводили, что ли? – хохотнул молодой олигарх.

«Слава Богу, про клоны он слышал», – обрадовался Поползнев и лихо выпалил:

– Подымайте выше, Григорий Александрович!

– Неужто мартышек с макаками плодили, или, может, бабуинов? – Никифоров не удержался посмеяться над нелепым ботаником. – А на кой лях, подумайте сами, мне эти ваши бабуины в связке пусть даже , хе-хе, с капуцинами?

– А как насчёт нашего с вами брата? Как насчёт человека разумного? – забыв об осторожности, гордо отчеканил Фёдор Яковлевич. Он приосанился, и его ясно-голубые глаза победно вспыхнули.

Никифоров застыл в изумлении и несколько секунд буравил своими пытливыми жёлто-зелёными глазами возбуждённое лицо окодэмика. «Похоже, бедняга свихнулся, – решил олигарх, – и надо кончать этот бессмысленный балаган».

– Фёдор Яковлевич, – заговорил хозяин Роспалладия, стараясь быть подчёркнуто вежливым, – простите, если ослышался, но мне показалось, что вы будто бы занимались, в некотором роде, клонированием э-э-э… людей?

– Да, Григорий Александрович, вы не ослышались. Мой весьма скромный коллектив сумел-таки расколоть сей крепкий орешек.

– Может быть, вы сообщите мне какие-нибудь, та скать, детали… какие-нибудь, мягко выражаясь, подробности? Где же это под Норильском могла находиться эта ваша, выразимся поделикатнее, э-э-э … типа лаборатория?

– Она находилась в горной пещере на плато Путорана.

Никифоров сделал большие глаза.

– Простите, Фёдор Яковлевич, – бессвязно забормотал Никифоров, – но, что-то у меня не срастается. Вы не находите, что кто-то из нас типа безумец.

– Вижу я, вы мне не верите. Я этого ожидал и всё-таки на что-то надеялся, – Поползнев безнадёжно махнул рукой. – Вот теперь, молодой человек, вы видите сами, как у нас в России из века в век пресекались и продолжают пресекаться самые перспективные начинания.

– Хорошо, – Никифоров стал приходить в себя, – приведите мне хотя бы один аргумент, чтобы я мог вам поверить.

– Знаете, работая в науке, я совершенно разучился лгать, да и с психикой у меня пока что проблем не было. Конечно, вы можете мне не верить, но всё-таки я прошу вас хотя бы пролистать мой последний отчёт, – с этими словами Поползнев бросил на стол олигарха тощенькую папку для бумаг. – Этот отчёт я написал в декабре 91-го, как раз когда в Беловежской пуще Борис Ельцин с парой партсекретарей славянских республик лихо распиливали СССР. Если вы не ознакомитесь с содержанием этой скромной папки, то Россия упустит свой последний шанс стать мировым лидером хотя бы в клонировании высших организмов. Все наши политики твердят, что люди – наше главное богатство, а на деле, никто не хочет финансировать работу, способную в недалёком будущем многократно приумножить то самое главное наше богатство.

«Он сумасшедший. Это бред», – твердил про себя Никифоров, но что-то в глубине его души хотело, чтобы всё, сказанное этим странным просителем, было бы правдой.

– Хорошо, я ознакомлюсь с вашим отчётом, – сухо произнёс хозяин кабинета. – Но не ждите от меня скорого, тэкэть, ответа. В течение двух недель я постараюсь составить своё мнение о перспективах вашей работы. Вас по телефону ознакомят с моим заключением. Сразу оговорюсь, я не уверен, что захочу финансировать ваш необычный, можно даже сказать, э-э-э … ваш подозрительный проект.

Поползнев снова безнадёжно махнул рукой.

– И всё-таки вот последнее, что я должен вам сообщить, – скромный проситель снова расправил плечи, окончательно выйдя из образа забитого интеллигента. – Эта папка содержит материал высшей секретности. Посему вы должны меня заверить, что наш разговор и содержание моего письменного отчёта останутся в полнейшей тайне.

– Не волнуйтесь, господин Поползнев, – не скрывая иронии, процедил Никифоров, – я уважаю интересы моего государства.

– Молодой человек, я надеюсь на ваше благородство.

С этими словами странный проситель покинул кабинет олигарха.

«Чёрт знает что! – сокрушённо воскликнул Никифоров, откинувшись на спинку своего троноподобного стула. – Вот она вечная проблема, как отличить гения от идиота. Беда в том, что, как говаривали во времена господства марксистской идеологии, в этом деле крайности действительно сходятся». Он нажал на кнопку вызова секретарши: «Маша, зайдите ко мне». Секретарша мгновенно появилась. Ей было интересно услышать, что скажет босс о необычном посетителе. Войдя, она быстрым изящным движением отбросила со лба красивый «непокорный» локон тёмно-русых волос и устремила на начальника свои, слегка подведённые тушью сапфировые очи. Но, как ни старалась девушка выглядеть бесстрастной, огонёк в глазах выдавал неистребимое женское любопытство.

– Маша, – почему вы впустили ко мне этого типа параноика?

– Потому что он не параноик, – негромко, но твёрдо отрезала секретарша.

– Почему вы так решили?

– Параноики, Григорий Александрович, со мною не заигрывают. Они безмолвно сидят, буравя воспалёнными глазами, цветной табель-календарь над моей головой, при этом не замечая моего присутствия. Этот же тип сначала долго и внимательно рассматривал меня, и наконец (видимо, разобравшись во мне) ласковым голосом завёл разговор о погоде, о норильском климате и об этом нескончаемом мраке. Сказал, что «держать прелестных девушек севернее Полярного круга просто бесчеловечно». А потом он очень мило улыбнулся, и я поняла, что передо мною совершенно нормальный человек, неплохо знающий природу женской души. Такие не могут быть психопатами.

– Интересное рассуждение, – олигарх оценивающе взглянул на молодую женщину. – Значит, по-вашему, он не из тех, мягко говоря, идиотов, выпрашивающих деньги на постройку типа хрустальной пирамиды, сосущей энергию из Космоса?

– О, нет! Этот товарищ вполне заземлён, и к тому же он умён. Жаль, что староват.

– А кстати, в какой верхней одежде он пришёл?

– Не поверите, но на нём был белый овчинный полушубок, такой, как у советских солдат в фильме про битву под Москвой.

– А что было у него на ногах? Я, по мужской ограниченности, ни разу не взглянул на его башмаки.

– Но я-то, конечно, взглянула. Он был обут в поношенные якобы утеплённые ботинки. Но я знаю, такие плохо греют в норильском климате.

– Спасибо, Маша. Вы мне очень помогли. Принесите-ка чашечку крепкого кофе и в течение часа никого ко мне не впускайте.

Секретарша ушла. Никифоров встал, прогулялся взад вперёд по своему просторному кабинету и подошёл к окну. Там во внешнем мире царила бесконечная полярная ночь. В зеленоватом свете фонарей были видны снежные вихри, летящие над замороженной мостовой. Подумал о Поползневе, бредущем сейчас к автобусной остановке, подняв воротник своего тулупа и согнувшись в три погибели, чтобы противостоять порывам ледяного ветра. Мелькнуло: «Плохо быть на севере бедным».

Мнение красавицы-секретарши совпало с потаённой мыслью Григория Александровича, что странный посетитель отнюдь не сумасшедший. Но если он умственно здоров, то следовало принять нелепейшую вещь, что где-то тут, неподалёку от его рудников, всего двадцать лет назад копировали людей. Олигарх