апреля 91-го. По документам Арина была всего на пару дней старше. Во-вторых, они родились примерно в одном месте: Арина в Талнахе, Олег – в Норильске. В-третьих, (если принять соображения Быстрова) они оба выросли в приёмных семьях. В-четвёртых, они оба – визуальные копии двух успешных учёных, закончивших много лет назад Ленинградский университет. И главное, оба человека, на которых они чрезвычайно похожи, побывали летом 90-го года в каком-то одном месте под Норильском. Эти факты привели Арину к весьма экстраординарному заключению: она и Олег – клоны Титаровской и Быстрова, зачатие которых произошло где-то под Норильском в разгар лета 90-го года.

8

В понедельник шестого декабря 2010-го года Григорий Александрович Никифоров – хозяин Роспалладия – сидел за столом своего норильского офиса и просматривал секретный отчёт об объёмах добычи в ЮАР металлов платиновой группы. Несмотря на свои всего-то сорок, Никифоров уже входил в первую двадцатку российских олигархов. В основе поразительного успеха молодого бизнесмена лежало его невероятное, можно сказать, звериное чутьё мгновенно оценивать рыночную конъюнктуру и тут же принимать выгодное для себя решение. Сейчас он должен был дать указание своим агентам, что делать с резервами драгметаллов: начать ли выбрасывать их на рынок, или придержать до более подходящего момента. Он быстро разобрался в ситуации, нашёл правильное решение и даже прикинул, сколько миллионов «зелёного бабла на этом срубит».

Покончив с финансовыми делами, палладиевый король откинулся в своём троне и улыбнулся. Сладкое чувство гордости собою охватило молодого олигарха, и он с удовольствием подумал, как должны завидовать конкуренты его невероятной удачливости. И тут же неприятная мысль испортила этот милый сеанс самолюбования. Примерно полгода назад он – не знающий поражений супермен – столкнулся с проблемой, которую, как ни странно, не мог разрешить. История началась с привычной ссоры с Клавой – его недавней гражданской женой, докучавшей ему бесконечными сценами ревности. В разгар их последнего столкновения Григорий Александрович обвинил Клаву в бесплодии, но та показала справку о своём женском здоровье и посоветовала ему самому провериться у медиков. К ужасу Григория Александровича выяснилось, что причина была действительно в нём. По мнению высоко оплачиваемого специалиста, бесплодие у Никифорова развилось как осложнение перенесённой в детстве «безобидной» свинки. «Чёрт бы побрал эту свинку», – вздохнул Григорий Александрович и вспомнил, как над ним – шестилетним шалуном – смеялись двоюродные сёстры. Как дразнили его, надувая щёки и противно хрюкая.

Григорий Александрович мог бы утешить себя соображением, что и у бесплодия есть свои плюсы. Например, не нужно бояться, что непутёвые потомки бездарно промотают нажитый им капитал. Однако такая слабенькая психотерапия в его случае не срабатывала, ибо Никифоров не был жаден. Ему оставалось просто забыть про чудовищную несправедливость, выпавшую на его долю, и покорно смириться, что не сможет иметь своих детей (ни умных, ни глупых, ни здоровых, ни больных – вообще никаких). Иными словами, приходилось признать, что он – богатейший и могущественный хозяин жизни – не может иметь того, что даётся совершенно бесплатно практически каждому жалкому и бездарному пролетарию.

Звякнул селектор. Приятный голос секретарши доложил: «Григорий Александрович, к вам посетитель. Просит принять по вопросу, как он выразился, государственной важности. Это доктор биологических наук Фёдор Яковлевич Поползнев». Никифоров фыркнул: «Блин! Только доктора лягушкаведческих наук мне не хватало! Маша, пожалуйста, зайдите».

Вошла длинноногая эффектная брюнетка.

– Как выглядит этот, та скать, доктор наук? Фамилия какая-то несерьёзная. Хотя поползень, – Никифоров ностальгически улыбнулся, – очень милая пташка. Обожал в детстве наблюдать, как она вниз головой по сосновому стволу типа скачет. Маша, как вы думаете, стоит ли мне с этим, тэкэть, ботаником разговоры разговаривать?

(Следует отметить, что язык, на котором Григорий Александрович изъяснялся на рабочих летучках и дружеских попойках, изобиловал ненормативной лексикой. Поэтому при встречах в более формальной обстановке, и особенно в присутствии молодых женщин, он испытывал трудности с подбором подобающих слов. Возникавшие заторы речевого потока приходилось сглаживать нелепыми выражениями вроде: «скажем так», «типа», «что называется», «если так можно выразиться», а то и совсем несерьёзным «э-э-э», но его любимым речевым паразитом было словосочетание «так сказать», обычно сведённое к урезанной форме «та скать» или даже «тэкэть».)

– Судя по виду просителя, это типичный потерявший работу научник, – бесстрастно ответила секретарша. Её сочный грудной голос эффектно резонировал в массивных темно-бордовых тисовых панелях, выстилавших стены кабинета босса.

– Доктор наук, говорите, – так это же, можно сказать, окодэмик, – любуясь девушкой, пошутил хозяин Роспалладия, – такие маститые птицы, да ещё и ботаники, к нам нечасто залетают. Ладно, пусть заходит.

В бизнес Григорий Александрович пришёл, как и многие российские олигархи, после краткого периода работы в академическом институте. Там, в молодёжной среде, было принято посмеиваться над старшими товарищами, называя их за глаза «окодэмиками».

Дверь медленно отворилась, и в кабинет робко вошёл невысокий худощавый мужчина с картонной папкой подмышкой. Согбенная фигура, редкие седые волосы, впалые щёки, тёмные мешки под глазами и скорбные складки вокруг рта выдавали почтенный возраст. Лоснящийся от многократного глажения тёмно-синий костюмчик, чистая белая рубашка и старинный синий галстук в крупный белый горошек говорили о том, что «окодэмик» на мели.

– Григорий Александрович, я к вам по делу государственной важности, – доктор Поползнев приложил заметные усилия, чтобы заставить свои голосовые связки не слишком вибрировать.

«От мужика с фамилией Поползнев можно было ожидать некой прыткости, а этому ботанику больше подошла бы кликуха «Ползунок», – отметил про себя Григорий Александрович.

– Фёдор Яковлевич, переходите, что называется, к сути вашего визита. И постарайтесь быть предельно… э-э-э… краткими.

Поползнев прокашлялся:

– Вы, наверное, знаете, в каком положении находится наша биологическая наука. Не будет преувеличением сказать, что она, фактически, перестала существовать. Многие учёные (особенно молодые) уже покинули страну. Оборудование безнадёжно устарело, многие здания институтов сданы в аренду предпринимателям, не имеющим к науке ни малейшего отношения. Администрация институтов думает лишь о выживании и о наживе. К сожалению, характер моей работы не сулит быстрой денежной отдачи, и посему ни один академический институт никогда не согласится зачислить меня в свой штат. А это означает, что дело моей жизни нелепо прервётся, так и не достигнув намеченной цели.

– Фёдор Яковлевич, – в голосе хозяина кабинета послышались металлические нотки, – будем считать, что вступление вы, наконец, та скать, проехали. А теперь, пожалуйста, переходите к сути.

– Суть моего обращения к вам состоит в том, что России следует возобновить работу по клонированию высших животных, – Поползнев помолчал, думая, поймёт ли олигарх значение слова «клонирование». – Видите ли, здесь, неподалёку от Норильска, мы в