– Держи, отец, – пробасил Жора, протягивая ему открытую пачку.

– Усим хальт! – Обернулся ефрейтор к понуро шагавшим фрицам и, потянув из пачки сигарету, сунул ее под прокуренные усы. Жора щелкнул зажигалкой.

– Гарно жывэтэ, хлопци, – с наслаждением затянулся автоматчик.

– По-разному бывает, – вступил в разговор Дим, после чего кивнул на немцев. – Откуда эти вояки?

– Это, браток, так сказать, ишаки, – поправив на плече карабин, сказал второй пехотинец. Небритый и в плащ-палатке. – У нас в части всех ишаков побило, ну мы и используем этих. Как тягловую силу. Таскают на позиции воду, шамовку[32] и боеприпасы. Разведчики переглянулись (у них возникла единая мысль), которую Дим тут же воплотил в реальность.

– Слышь, батя, – наклонился он к старшему. – Дай нам на время вон того, мордастого, – и ткнул пальцем в рыжеволосого крепыша, с нарукавным шевроном роттенфюрера СС на рукаве мундира.

– Та бери, сынок, – махнул рукой тот. – Мы соби ще достанэмо.

– Ком цу мир[33], – поманил к себе рыжего Петро. И расплылся в улыбке: – Мы тебя долго искали.

Когда добычу представили по назначению, комбриг Мурашев с начштаба Власовым несказанно обрадовались. Вызвали начальника наградного отдела и посулили героям по второй «звездочке».

– Служим Советскому Союзу! – бодро рявкнули моряки, а Жора обнаглел и попросил выдать им спирту для растирки. Мол, очень уж продрогли в болоте.

Но спустя несколько дней обман раскрылся. Потому как комбриг сделал то, на что друзья не рассчитывали. Отправил «ценного языка» через пролив, прямо в штаб фронта. А там опытным в допросах спецам, немец рассказал, что обретается в плену уже вторую неделю.

На горизонте замаячил трибунал. Но Мурашев превыше всего ценил смелость (чего у ребят хватало с излишком) и молодые судьбы ломать не стал.

– Вам светит лет по пять или штрафбат, – сказал он понуро стоящей перед ним тройке, расхаживая по блиндажу и скрипя хромовыми сапогами.

– Но есть выход, – остановился. – Притащите мне следующей ночью офицера, и я все забуду. Вопросы?

– Спасибо, товарищ полковник, – ответил за всех Дим, – обязательно притащим. А то, что случилось, больше не повторится.

– Повторится – расстреляю, – жестко сказал комбриг, обведя всех глазами – Идите.

«Языка», немецкого майора, группа доставила в штаб на рассвете, и служба покатилась дальше. По накатанной. Бои, атаки, глубинная разведка.

Как-то раз, вернувшись с поиска, ребята нежились на весеннем солнце близ землянки и рассуждали о войне. Когда она кончится.

– Думаю, скоро, – глядя на плывущие вверху облака, сказал Жора. – Немец не тот пошел, чувствую, выдыхается.

– Ага, не тот, – смазывая трофейный «вальтер», цикнул в сторону слюной Петька. – Вот помню, когда освобождали Новороссийск в сорок третьем, рубились мы с ними тогда страшно: шмаляли[34] друг в друга в упор, ломали кости и грызли зубами горло. А когда гадов выбили из города в порт и стали там кончать, наблюдали занимательную картину.

На уходящую в море эстакаду вылетел мотоцикл с коляской и тремя сидящими на нем немцами. Двое палят во все стороны и вопят «Хох!». А затем полет вверх и на полном ходу бац в залив, только брызги полетели.

– Красиво, – мечтательно протянул жевавший травинку Дим. – А что дальше?

– Два всплыли, мы их перестреляли, – вщелкнул в рукоятку обойму Петр. – Для полного коленкора. – М-да, – философски изрек Жора, – те фрицы не эти.

Спустя пару недель с разведчиками случилась трагикомическая история, несколько поколебавшая их уверенность.

В очередном поиске они вырезали фашистский «секрет», а старшего, приземистого крепыша, оглушив по кумполу гранатой, прихватили с собой как законную добычу. Бесчувственного ефрейтора связывать не стали, а подтащив к песчаному обрыву, столкнули вниз, чтобы поменьше тащить, экономя силы. Когда же Дим съехал на заду вслед за ним (ребята чуть замешкались, обыскивая убитых), пленник оклемался и заскакал по берегу в сторону своих. Старшина в полной темноте бросился за ним и нарвался на неприятность. Фриц резко тормознул, пригнулся – и Дим перелетел через него, здорово стукнувшись башкой о камень. В следующую секунду крепыш саданул его под дых, взвалил на плечо и, сопя, порысил дальше.

Спас положение Жора. Учуяв неладное, он рванул по кромке обрыва на звук, сиганул вниз, и все трое сцепились в рычащий клубок. Потом в воздухе мелькнул богатырский кулак, фашист обмяк и выпустил из рук горло Дима.

– Жилистый гад, – сказал Петька, когда спустя час, потные и вывалянные в песке, они отдыхали, затаившись в неглубоком, ранее примеченном в береговых скалах известняковом гроте.

– Не то слово, – щупая на голове здоровенную шишку, скривился Дим. – Чуть не задавил меня, падла.

Где-то рядом тихо шипел прибой, у горизонта светлело небо.

Когда пленного доставили в бригаду, у него в бумажнике обнаружили несколько золотых коронок и фотографии. На одной, в майке с орлом, вояка толкал штангу в спортивном зале, а на других позировал у виселицы с мертвыми стариком и девушкой, на груди которых были таблички с надписью «Партизаны».

В штабе пленный вел себя вызывающе, на все вопросы шипел «нихт ферштейн», а потом вообще замолчал, за что получил от начальника разведки по физиономии.

– Не горячись, майор, через час будет шелковый, – снял трубку начштаба и позвонил в бригадный Смерш[35]. Там здорово умели работать с несознательными.