Целые деревни — женщины, дети — это была такая война. Сегодня днем ты убивал свиней.»

Микали уставился в окно в ночь и увидел, как феллага отворачивается от горящего грузовика в Касфе, медленно приближается к нему, пока он ждал, упрямо отказываясь умирать, красный берет прижат к его ранам.

Тогда он победил Смерть в своей собственной игре четыре раза. Он снова почувствовал то же волнение, от которого перехватывало дыхание. История в Медонском лесу была такой же, теперь он это знал. Долг за его дедушку, да, но потом…

Он поднял руки. «Дайте мне фортепианную партитуру, любой концерт, который вы пожелаете назвать, и с их помощью я смогу дать вам совершенство».

— И даже больше, — тихо сказал Девиль. «Гораздо больше. Я думаю, ты знаешь это, мой друг». 

Дыхание вышло из Микали в долгом вздохе. — И кого именно ты имеешь в виду в будущем?

— Разве это имеет значение?

Микали слегка улыбнулся. — Не совсем.»

«Хорошо, но для начала я дам тебе то, что мои еврейские друзья назвали бы мицвой. Доброе дело, за которое я ничего не получу взамен. Кое-что для тебя. Твой гастрольный график. Есть ли вероятность, что вы попадете в Берлин в первую неделю ноября?»

«Я могу назвать свои даты в Берлине. У меня всегда есть открытое приглашение». 

— Хорошо. Генерал Стефанакис посетит город первого ноября на три дня. Он был, если вам интересно, непосредственным начальником Василикоса. Я бы подумал, что у тебя может быть к нему нечто большее, чем мимолетный интерес. Но на данный момент, я думаю, нам лучше что-нибудь сделать с нашим другом Жарро». 

— Что бы ты предложил?

— Для начала еще немного этого Наполеона ему в рот. Жаль тратить хороший коньяк, но это так. Он за волосы оттянул голову потерявшего сознание Жарро назад и зажал горлышко бутылки между его зубами. Он оглянулся через плечо. «Я очень надеюсь, что ты сможешь достать мне билет на пятничное представление. Я бы не хотел пропустить это». 

* * *

На следующее утро, в половине шестого, с первыми лучами солнца все еще лил сильный дождь, когда ночной патрульный, дежуривший в этом районе, остановился у спуска к Сене напротив улицы де Ганьи.

Его плащ промок, и он был совершенно несчастен, когда остановился под каштаном, чтобы закурить сигарету. Когда туман над рекой немного рассеялся, он увидел что-то внизу, в воде, в конце стапеля.

Когда он приблизился, он увидел, что это задняя часть грузовика Citroen, передняя часть которого была под поверхностью. Он вошел в ледяную воду, сделал глубокий вдох, потянулся к ручке двери и открыл ее. Он вынырнул с Клодом Жарро на руках.

На дознании, которое состоялось неделю спустя, медицинское заключение показало, что уровень алкоголя в крови в три раза превышает допустимый для водителей транспортных средств. Вердикт коронера был прост. Смерть в результате несчастного случая.

Концерт в пятницу был таким, на что можно было надеяться, и сам министр внутренних дел присутствовал на приеме вместе с послом Греции, сидя вдвоем в углу. Когда толпа доброжелателей вокруг Микали ослабла, подошел Девиль.

— Рад, что ты смог прийти, — сказал Микали, когда они пожали друг другу руки.

«Мой дорогой друг, я бы не пропустил это. Ты был великолепен — просто великолепен.»

Микали оглядел переполненный зал, заполненный в основном одними из самых модных и важных людей Парижа.

«Странно, как сильно я вдруг чувствую себя отделенным от всего этого».

«Один в толпе?»

— Полагаю, да.

«Я чувствовал это уже около двадцати пяти лет. Великая игра. Хождение по лезвию ножа опасности. Никогда не уверен, как долго тебе это будет сходить с рук. В ожидании последнего дня. Стук в дверь. Девиль улыбнулся. «В этом есть свое волнение».

«Нравится быть на постоянном кайфе?» Сказал Микали. — Ты думаешь, он придет, этот твой последний день?

«Возможно, когда я меньше всего этого ожидаю и по самым глупым и банальным причинам».

Микали сказал: «Не уходи. Я должен переговорить с министром внутренних дел. Увидимся позже.»

«Конечно».

Министр говорил послу Греции: «Естественно, мы делаем все, что в наших силах, чтобы стереть это… это пятно на чести Франции, но, честно говоря, посол, этот ваш критянин, похоже, исчез с лица земли. Но только на мгновение. Мы поймаем его, рано или поздно, я обещаю тебе.»

Микали услышал все это, когда приблизился. Он улыбнулся. «Ваши превосходительства, для меня большая честь, что вы оба смогли присутствовать сегодня вечером».

— Большая честь, месье Микали. Министр щелкнул пальцами, и официант поспешил вперед с шампанским на подносе. Они все взяли по бокалу. «Потрясающее исполнение».

Греческий посол поднял свой бокал. «Тебе, мой дорогой Микали, и твоему гению. Греция гордится тобой.»

Когда Микали в ответ поднял свой бокал, Жан-Поль Девиль произнес тост за его отражение в зеркале.

Генерал Джордж Стефанакис забронировал номер в отеле Hilton в Западном Берлине во второй половине дня 2 ноября. Руководство предоставило ему номер на четвертом этаже с прилегающими комнатами для его помощников. Они также убедились, из вежливости, что официант, обслуживающий номера, был греком, а также горничной.

Ее звали Зия Будакис, девятнадцати лет, невысокая девушка с темными волосами и оливковой кожей. Через несколько лет у нее будут проблемы с весом, но не сейчас, и в тот вечер, когда она вошла в номер со своим ключом, она выглядела бесспорно привлекательно в темных чулках и коротком черном форменном платье.

Генерал вернется в восемь, так ей сказали, поэтому она быстро занялась тем, что перестелила кровати и вообще прибралась в номере. Она сложила покрывала, затем повернулась, чтобы убрать их в шкаф, потянув за раздвижную дверь.

Мужчина, стоявший внутри, был одет в черные брюки и свитер, его голова была покрыта шлемом-балаклавой, сквозь который были видны только глаза, нос и губы. Вокруг его талии была веревка, она заметила это, и что рука, которая схватила ее за горло, заглушая ее крик, была в перчатке. И затем она оказалась внутри в темноте с ним, дверь закрылась, оставив только щель, через которую можно было видеть комнату.

Он ослабил хватку, и в ужасе она инстинктивно заговорила по-гречески. «Не убивай меня!»

«Хех, гречанка», — сказал он, к ее полному изумлению, на ее родном языке. Она сразу узнала акцент.

«О, Боже мой, ты критянин».

«Правильно, любовь моя».  Он развернул ее, слегка обхватив рукой за горло. «Я не причиню тебе вреда, если ты