— Именно так вы и очутились в канаве на окраине Мейден-Хилла? — Его ангелочек подкралась поближе. Привлеченная его умышленной откровенностью? — Вы кого-то оскорбили?

У Саймона перехватило дух.

— А с чего вы решили, что на меня напали по моей вине?

— Не знаю. Так это правда?

Он прислонил зад к изгороди, где тот немедленно стал мерзнуть, и скрестил на груди руки.

— Будьте мне судьей, прекрасная леди. Выложу перед вами все начистоту, и можете сами вынести приговор.

— Я не вправе судить кого-то.

Она нахмурилась?

— О, нет, вы вправе, мой ангел.

— Нет, я…

— Ш-ш. Послушайте. Тем утром я встал в жутко неприличный ранний час, оделся после недолгой перепалки со своим камердинером по поводу целесообразности туфлей с красными каблуками, в которой победил он: Генри совершенно меня запугал…

— Что-то я в этом сомневаюсь.

Саймон приложил руку к сердцу — жест, пропавший в темноте впустую.

— Уверяю вас. Потом я спустился по парадной лестнице, весь такой разряженный: в щегольском синем бархатном камзоле, завитом напудренном парике и вышеупомянутых туфлях с красными каблуками…

Леди прыснула.

— Вышел на улицу, но не осилил и четверти мили, как на меня напали трое негодяев.

— Трое? — задохнулась мисс Люсинда.

Вот она, награда!

— Трое. — Саймон придал голосу легкомысленный тон. — Двоих я бы еще одолел. Одного-то точно. Но трое оказались мне не по зубам. Они ободрали меня как липку, включая туфли с красными каблуками, чем и поставили меня в глупое положение, ибо при нашей первой встрече я предстал перед вами голый и — что куда отвратительнее — без чувств. Уж и не знаю, смогут ли оправиться наши отношения от такой изначально нанесенной им травмы.

Люси на удочку не попалась:

— И вы не узнали напавших на вас?

Саймон было развел руками, но поморщился от боли и опустил их.

— Клянусь честью. Так что, если только вы не сочтете туфли с красными каблуками непреодолимым соблазном для лондонских грабителей, — в таком случае я, конечно, просто-таки напрашивался на неприятности, разгуливая в них среди бела дня, — наверное, вам придется меня простить.

— А если нет? — прозвучало настолько тихо, что ветер тут же унес слова прочь.

Такой робкий флирт. Однако даже при столь легком намеке на улыбку чресла Саймона отвердели.

— Тогда, леди, лучше вам забыть мое имя. Пусть от Саймона Иддесли не останется ничего, кроме легкого следа, облачка пара от последнего выдоха. Если вы осудите меня, я испущу последний вздох и исчезну навеки.

Тишина. Возможно, он переборщил с этим «последним выдохом»?

И тут она расхохоталась. Во весь голос. От всей души. И в груди у Саймона в ответ на это что-то перевернулось.

— Вы и в Лондоне морочите дамам голову подобным вздором? — Люси буквально задыхалась от смеха. — Ежели да, то представляю, с какими гримасами на напудренных лицах они расхаживают, пытаясь не умереть со смеху.

Саймон почувствовал необъяснимое смущение.

— Чтобы вы знали, в лондонском обществе меня считают непревзойденным острословом. — Боже милосердный, да он заговорил как напыщенный осел. — Все хозяйки наперебой стараются заполучить меня в число своих гостей.

— Неужели?

Вот чертенок!

— Так и есть. — Он не смог сдержаться, и в голосе прозвучало раздражение. О, а вот это ее впечатлит: — Любой званый ужин, на котором присутствую я, провозглашают имевшим успех. В прошлом году какая-то герцогиня упала замертво, услышав, что я не смогу принять ее приглашение.

— Бедные, бедные лондонские дамы. Как они, должно быть, горюют вот прямо сейчас!

Саймон поморщился. Туше.

— Нет, в самом деле…

— И как же они без вас выживают? — В голосе леди все еще звучал смех. — А вдруг не выживают? Вдруг ваше отсутствие породило среди хозяек салонов эпидемию смертельных обмороков.

— О, жестокосердный ангел!

— Зачем вы все твердите это слово? В Лондоне вы так зовете всех ваших дам?

— Как? Ангелом?

— Да.

И вдруг Саймон осознал, что она ближе, чем он думал. Вообще-то, в пределах досягаемости.

— Нет, только вас. — Он коснулся кончиком пальца ее щеки. Кожа была теплой, даже в ночной прохладе, и очень, очень нежной.

Тут Люси отступила на шаг.

— Я вам не верю.

Неужели она задыхается? Он усмехнулся, аки демон во мраке, но не ответил. Боже, ему нестерпимо захотелось притянуть ее в объятия, прижать к своей груди, распечатать эти сладкие губы и ощутить вкус нежного дыхания.

— Но почему ангел? — спросила мисс Люсинда. — Во мне нет ничего особенно ангельского.

— Ах, вот тут вы не правы. В ваших бровях таится строгость, а губы изогнуты как на изображениях святых эпохи Ренессанса. А эти дивнейшие на свете очи. А ваш ум… — Саймон остановился и отважился сделать к ней шаг; теперь они стояли почти вплотную, и Люси пришлось поднять к нему бледное лицо.

— Мой ум?

Он поймал себя на том, что чувствует теплое дуновение ее дыхания.

— Ваш ум как церковный гимн, чей напев прекрасен, внушает ужас и несет истину. — Голос прозвучал хрипло, даже для его собственных ушей, и Саймон понял, что чересчур открылся.

Поднятая ветерком прядь ее волос протянулась мостиком через разделявшее их скудное расстояние и коснулась горла виконта; член болезненно напрягся и запульсировал в такт биению сердца.

— Понятия не имею, что все это значит, — прошептала она.

— Возможно, и к лучшему.

Люси протянула руку, поколебалась и легонько коснулась кончиком пальца его щеки. Саймон ощутил, как волна жара прокатилась сквозь все тело до самых пяток.

— Порой мне кажется, что я вас знаю, — промолвила Люси так тихо, что он едва уловил смысл слов. — Порой мне кажется, что я знала вас всегда, с самого первого мгновения, когда вы открыли глаза, и что в глубине вашей души вы тоже меня знаете. Но потом шутите — строите из себя дурачка или играете повесу — и увиливаете. Зачем вы так делаете?

С его губ чуть было не сорвался панический возглас, он даже открыл рот, чтобы что-то возразить, но тут отворилась дверь кухни, осветив садик аркой света.

— Крошка?

Папенька-охранник.

Мисс Люсинда повернулась так, что на фоне струившегося из кухни света обозначился ее профиль.

— Я должна идти. Спокойных снов. — Она отдернула руку и, отступая, невольно коснулась ею губ Саймона.

Ему пришлось приложить усилия, чтобы голос прозвучал ровно, и удалось выдавить:

— Спокойной ночи.

Люси прошла к двери и очутилась на свету. Отец взял ее за локоть и, перед тем как закрыть дверь, поверх головы дочери пошарил взглядом по темному саду. Саймон стоял и смотрел вслед своему ангелу, предпочтя остаться невидимым, чем столкнуться с капитаном Крэддок-Хейзом. Плечо виконта болело, в