Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я предполагал, что им не позволил Дорр – или даже кесарь. Безусловно, вести о нашем возвращении уже достигли Форума и императорской флотилии, где бы та ни находилась. Мы рассказали все без утайки – разумеется, за исключением тех фрагментов, в которые никто бы не поверил. Мы не упоминали о Тихом, Наблюдателях и крабах-энарах.
В это мог поверить разве что сам кесарь.
– Сьельсинам известен маршрут императора, – сообщил я агенту разведки, присланному меня допросить.
Я уже рассказывал об этом людям легата, логофетам и лично генерал-губернатору.
– Они выведали курс, пытая членов моего отряда.
– А как насчет вас? – спросил агент, которого, кажется, звали Моданпотра.
Он был первым, кто так бесцеремонно и даже грубо задал мне этот вопрос. От неожиданности я едва не ответил утвердительно.
До сих пор мне удавалось избегать этой темы. Да, я тоже выдал сьельсинам маршрут его величества. Внутри меня разверзлась ледяная пропасть, и я, будто наяву, услышал лязг цепей и почувствовал, как в лодыжки впиваются холодные кандалы.
Но я поспешил все отвергнуть:
– От меня они ничего не добились.
Я спрятал руки под чистым стальным столом. Мои увечья достаточно говорили о том, как я осрамился, не навлекая большего позора на мое имя.
– Сьельсины захватили часть моего отряда на Падмураке. Тех, кто не был заморожен на «Тамерлане». Их пытали отдельно от меня, и мне неизвестно, кто проговорился. Я больше не видел их живыми.
– Но вам известно, что кто-то из них признался? – вздернул черную бровь Моданпотра.
– Я видел их трупы.
Мне вспомнились пустые глазницы черепа лейтенанта Уайта.
– Сириани Дораяика мне их продемонстрировал. И сказал, что знает о планах императора. Перфугиум. Ванахейм. Баланрот. Перечислил все остановки императорского турне.
– И вы не сообщили об этом по телеграфу перед тем, как направиться сюда? – прищурился разведчик. – Почему?
– Я уже говорил, – ответил я. – Мы с доктором Ондеррой опасались, что в Империи эта информация может попасть во вражеские руки.
– Какие еще вражеские руки? Мы все служим Империи.
Лицо Моданпотры исказилось от изумления и замешательства.
– Агент Моданпотра, вам прекрасно известно, что Империя не монолитна, – ответил я, надеясь, что ледяные нотки в голосе сыграют в мою защиту. – Я рыцарь Королевского викторианского ордена. Я служу императору и никому более.
– Но теперь вы делитесь со мной информацией, – заметил Моданпотра.
– У меня нет выбора. Ради этого мы и прибыли на Колхиду. Я могу лишь надеяться, что в ваших руках она будет надежно защищена.
– Ваша светлость, а чьи руки вы считаете вражескими? – спросил Моданпотра таким тоном, словно интересовался у ребенка о чудовище под кроватью.
– Сэр, – ответил я не менее высокомерно, – со дня поступления на службу его величеству на меня покушались уже полдесятка раз. Вы агент тайной службы, вы мне и скажите.
– Зачем вы прибыли на Колхиду? – получив достойный отпор, сменил тактику Моданпотра.
Этот же вопрос мне задавал Тор Нума, и с тех пор генерал-губернатор Дорр продолжал попытки подловить меня, очевидно не поверив нашим с Валкой объяснениям.
– Вы посещали атенеум, – допытывался Дорр. – Зачем?
Уже наступила ночь, и статуя Милосердия – Элеос – едва виднелась в бледном свете фонаря за окном. Голова ксанарта ухмылялась уродливыми квадратными зубами. Свежий стакан фенни запотел в моих руках; в плодовом напитке таял новый ледяной шарик.
Что я мог на это ответить?
В ходе допросов – и первого, и последующего – мы с Валкой осторожно обходили наше пребывание среди островитян. Перед тем как мы приземлились на холме у Нов-Белгаэра, Валка вычистила полетные данные. Если бы разведка или инквизиция провели тщательный анализ, то заметили бы, что базу подтерли, но я надеялся, что так глубоко они копать не будут. Семья Имры отнеслась к нам как к родным из-за моей прежней дружбы с Сиран. Я не мог отплатить им злом за добро, прислав имперских агентов. К тому же мы с Валкой провели с островитянами и Гибсоном несколько лет, хотя должны были – обязаны были – передать властям много важной информации.
Это было моей ошибкой. Моей слабостью.
Я молился, чтобы жители деревни не пострадали. С дрожью представлял, что будет, если на мирные острова нагрянут черные корабли инквизиции.
Но я еще не был готов вернуться в мир людей и вновь принять участие в придворных играх. Чудо, коим была встреча с Гибсоном, стало для меня неожиданным благословением, но из-за этого Империя потеряла несколько важных лет. Мы могли раньше предупредить о новой армаде Дораяики, но я не хотел закрывать последнюю страницу той жизни, которую так любил, – словно человек, не желающий покидать постель после приятного сна.
Однако долгий путь, который я проделал вместе с Гибсоном, подошел к концу, как любой сон.
Сьельсины надвигались.
– Я не могу об этом говорить, – ответил я после длительного молчания. – В атенеум меня привели личные дела.
Но я обо всем рассказал Тору Арриану, иначе тот не открыл бы мне правду о настоящем имени Гибсона. И когда Дорр не удовлетворился ответом, мне пришлось сдаться.
– В детстве у меня был учитель. Схоласт. Когда я покинул родной дом, он вернулся в атенеум и жил здесь, в Нов-Белгаэре. Я встретил его, когда был на Колхиде в прошлый раз. Теперь я прилетел почтить его память. Закончить незавершенное дело. Он ведь был для меня как отец.
Я не сомневался, что Дорр проверит правдивость моего ответа, и ожидал, что Арриан подтвердит, что мы беседовали о Гибсоне. Расскажет ли Арриан Дорру о Фессе? О поездках Гибсона на острова в годы, предшествовавшие его мнимой смерти, и о медицинском модуле, который тот заказал для продления жизни?
Вряд ли.
Арриан, пусть и невольно, позволил принцу Филиппу Бурбону вырваться из сетей схоластического Предписания. Ему бы не хотелось, чтобы это привлекло излишнее внимание, но такая вероятность существовала. Рано или поздно на Фессу и Раху могли заявиться люди Дорра или инквизиторы, и тогда бы семье Имры грозила суровая кара за доброту.
Я мог лишь молиться, чтобы этого не случилось.
Приказ пришел быстрее, чем я рассчитывал. Я отчасти полагал, что кесарь велит нам с Валкой оставаться безвыездно на Колхиде, как ранее на Нессе, дожидаясь его возвращения на Форум по окончании прифронтового турне.
Но приказ был таков: