Хороший малыш. Наш. Тоже ведь парень вырастет. И кажется мне, что у него будет четверо отцов, пусть названных, но настоящих.

Впервые с самого детства я искренне счастлив. Не важно, кто ты здесь и сейчас, важно то, что рядом плечо настоящего друга. Искреннего в своем безрассудстве. И все мы возвращаемся в дом той женщины, на которую претендуем. Молчим. Но точно знаем, что ни один по доброй воле не захочет от нее отказаться. У каждого из нас есть причина. Моя — самая безнадёжная, глупая, хрустальное чувство, подобное по сути той розе, что я так и не подарил баронессе. Чистое, прозрачное, бесполезное, не несущее никакой выгоды мне самому и все же бесценное. Пожалуй, только я один люблю ее той самой заветной любовью, которую разум не способен постичь. И все же у других парней тоже есть повод мечтать о такой жене, как Анестейша. Настёна, так имеет наглость звать ее Александр. Убил бы его только за то, что он смел обладать моей женщиной, пробовать мой кубок счастья на вкус. И не оценить сполна. Оплевать горьким разрывом. Разве так можно поступить с женщиной, которую любишь. Или уйди вовсе, или не трогай.

Вот только как мне самому поступить, я не знаю. Хочу обладать ведьмой, иметь ее рядом, заявить права перед всеми силами на нее как законный супруг. Но герцог не имеет на это права. А раб не нужен будет ей самой.

Хрустят под ногами листья, мы подходим к русалочьему пруду. Я слышу зазывное веселое пение и тяну руку, чтоб проверить тот оберег, которого нет больше на моей шее. Его вместе со всем остальным отнял у меня Льюис. И его забрал, и мою смерть.

— Бабы! Тут что, рядом баня есть? Нас хоть не побьют? — уставился во все глаза на оголённые торсы русалок бывший хозяйский муж, попал под чарующее пение. А ведь и вправду русалки здесь особенно хороши. Совсем не те, что бывают посреди моря. Розовые, полнотелые, плавников и не видно. Волосы убраны в косы, на голубоватой коже виднеются редкие украшения. В свете луны все кажется даже слишком настоящим. Словно живые они смотрят на нас.

И мы смотрим будто подростки, наслаждаясь сокровенной красотой женщин. Нечисти много. Такие, если захотят, и на берегу перетопить могут в луже. И все же ничуть не страшно. Сам попал под морок дивного наваждения. И расстаться с ним я не в силах.

— Красотки, — мечтательно произносит Анджей, — говорят, если дружен с эльфами, то морские девы тебя не обидят.

— А ты дружен? — берсерк смотрит на девушек исподлобья, осуждая их даже одним взглядом.

— Мой названный сын полуэльф.

— И мой тоже, — делает один-единственный шаг к пруду Саша. Хоть бы утоп. Да только нельзя так с друзьями. Женщину мы поделить не можем, в остальном же объединились.

— Стой, утопят.

— Меня? Я что, по-твоему, в воду полезу? Там же бациллы и пиявки. Девчата? Кто хочет перца, идёмте со мной!

— Нам перец не нужен. Гребни, кольца — совсем другое дело, — подплыла к краю пруда черноволосая нечисть. Чудо как хороша. Оперлась о зелень травы белой грудью. Хохочет, сверкает глазами, перекидывает с покатого плеча на плечо косу. И луна освещает дивное богатство женского тела. Вроде бы давно не юнец, вроде не о ней я мечтаю, а глаз все равно не могу отвести.

— Гребней не завезли. Увы. Придем завтра, да, парни? И одарим как следует. Баньку протопите? Где она у вас там?

— Баньку хочешь? — хохочут все они как одна и подплывают к изумрудному берегу. Лунный свет искрится в тяжёлых косах, играет с нами.

— Мари, уплывай. Я не хочу делить твою красоту с ними. Пусть не увидят единственного сокровища моей прошлой жизни, — говорит, покачивая в руках колыбель малыша Далет.

— Поздно уже теперь. Нет меня больше, — шепчет русалочка в стороне. Хрупкая как ребенок и такая же смуглая, как и мой друг.

— Ты ее знаешь? — слишком громко для этого места спрашивает Саша.

— Знал раньше. Невеста моя. Не дождалась.

— Утопилась, когда узнала, кто тебя ждёт там, за морем.

— Меня там не ждал никто. А тот, кто посмел оговорить перед всеми, сам уже умер. Подавился сталью моего поясного меча. Клянусь памятью нашей любви, Мари.

— Не было никого? Как нет и сейчас?

— Нет и сейчас. Есть только долг перед всеми, да моя хозяйка, Анестейша. Я остался верен тебе.

— Верен… — клокочет горем девичий прекрасный голос. Под всплеск воды проваливается в глубины пруда русалка. Далет стоит на берегу недвижим, будто бы умер. Хнычет в колыбели ребенок, не слышны больше голоса нечисти. Только лес играет ветром в своих пышных кронах.

— Дура, утонет же! Парни, айда со мной, доставать! — скидывает с себя рубашку Александр и тянется рукой к поясу штанов.

— Давно уже сгинула. Они все здесь русалки.

— Чего? Русалки? И они того, топят?

— Топят таких, как мы. Один мужчина посмел погубить, погибнут и все другие, кто осмелится очутиться здесь в лунную ночь.

— Как сейчас?

— Да, — уголком губ улыбается берсерк, заприметив черную головку, выглядывающую из воды на другом берегу пруда.

— Я приду сюда ещё, Мари. Только дождись меня. Все улажу и приду к тебе!

— Ей не покинуть этого места, — дёргает за плечо Далета Анджей, — Идём, малыша следует переодеть. Он снова попахивает. Может, коза даёт не то молоко?

— Твоей Мари как-то можно помочь? Ну там выловить, аквариум сделать при доме. Меленький, в половину роста, чтоб тебя не утянула на дно? — безбрежно чистый порыв Саши нас троих изумляет. Взять русалку в свой дом. Истинную нечисть. Кто же согласится на это.

— Ее не спасти. Так бывает. Только если… — лицо воина озарилось глупой улыбкой, — Дочь Морриган, наверное, может договориться. Пусть не о жизни, но хотя бы назначить моей невесте настоящую смерть.

— Смерть-то зачем? Я поговорю с Настенкой. Она кому хочешь, зубы заболтать может. Если дело в местных чиновниках, то я и сам взятку дам. Мешка перца хватит? Ну или там двух. Поверь, Далет, если дело только в деньгах, я договорюсь.

— Два мешка перца? Зачем тебе это, иноземец? — хмурит брови берсерк и качает младенца.

— Хочу. Могу я сам чего-то хотеть? — вспыхивает Александр.

— Можешь, почему нет? Ты богат, тебе и власть в руки. Только ни серебро, ни перец, ни алмазы здесь ничего не решают. Может быть, Анестейша и вправду может что-то наколдовать? Я попрошу у нее.

— Может — не может. Я сам спрошу, когда она вернётся. Кстати, Анджей, ты случайно не знаешь, где