Переезд был связан с тяжелым материальным положением семьи, т. к. к тому времени я не получал уже помощи от отца.

В Феодосии я выполнил несколько научных исследований, напечатанных в разных журналах за 1924 г. Из них наиболее существенной была работа над сейшами в Черном и Азовском морях.

Работа в Феодосии, однако, меня не удовлетворяла, так как здесь я не мог получить никакого научного руководства в области физики. В силу этого в ноябре 1924 г., получив приглашение от профессора С. Н. Усатого, знавшего меня по университету, я переехал в Баку и был ассистентом при кафедре физики в Азербайд[жанском] политехн[ическом] институте. С ноября 1924-го по июль 1925 г. я провел в Баку два исследования, касавшихся вопросов прохождения электрического тока через твердые диэлектрики. Эта работа близко примыкала по тематике к проблемам, разрабатываемым академиком Иоффе в Физико-техническом институте в Ленинграде»[37].

Осень 1923 года Игорь Курчатов встретил в Петрограде. Вряд ли мы можем точно узнать сегодня причины поступления юноши в Политехнический институт не на физико-механический, а на кораблестроительный факультет. Мог ли его первый учитель С. Н. Усатый посоветовать ему это? Маловероятно, поскольку он был близким другом и даже родственником А. Ф. Иоффе, а тот руководил в Политехническом институте физико-механическим факультетом, который сам создал в 1920 году. Логично было бы рекомендовать своего лучшего студента именно на этот факультет.

В какой-то степени на этот вопрос отвечают недавно найденные и частично опубликованные письма Курчатову его университетских друзей — супругов А. В. и И. В. Поройковых, братьев В. И. и М. И. Луценко и особенно письма юной петербуржанки, его подруги тех лет Веры Тагеевой. «Капелла» — таким звездным именем называл он ее. С ней он беседовал на самые сокровенные темы, впуская в «святая святых» своей души[38]. Они познакомились в 1921 году, когда восемнадцатилетняя Вера, оказавшаяся в Феодосии вместе с семьей, посещала занятия в Крымском университете. Удивительно светлые послания, отправленные «Капеллой» в 1921–1925 годах из Петрограда «Блистательному Ориону», как она называла своего друга, дают сегодня возможность увидеть юного Курчатова таким, каким он тогда был. Безусловно, их дружеские нежные чувства повлияли на формирование личностей обоих. И, вероятно, выбор дальнейшего жизненного пути был сделан Игорем под влиянием этой таинственной для биографов ученого Незнакомки.

В письмах Веры Тагеевой проявились неожиданные, не увиденные никем ранее черты характера Курчатова, которые объясняют его поступки и линию поведения всей последующей жизни. Так, в июле 1921 года, заканчивая первый год учебы в университете, он уже раздумывает, по какой дороге идти, склоняется даже в сторону метафизики и теологии[39]. Он объявил себя последователем Шопенгауэра. В его характере ярко просматривается поэтическая струнка[40]. От него исходят бодрость, вера в лучшую жизнь и в себя, любовь к Родине, к русским людям. «Игорь, Вы единственный среди тысяч, — пишет девушка, — я смеялась от радости, что не все люди обратились в вялое желе или разочарованные тряпки»[41].

В другом письме она замечает, что он из тех, «кто может ковать свое счастье»[42]. Рассказывая о красоте ночного моря в Феодосии, девушка делится с ним своей мечтой о морских плаваниях, ибо моряки «имеют мистическую связь с морем, они широки и безбрежны, так же, как само море, в борьбе с которым делаются неустрашимыми и закаленными»[43]. Не тогда ли родилась у Курчатова мечта строить корабли? Тяга к морю осталась у него на многие годы, о чем свидетельствует его письмо жене из Севастополя в 1941 году: «Когда кончится война, к прежней жизни не вернусь, уйду в моряки»[44]. Что касается Веры Тагеевой, то она в 1926 году вышла замуж за представителя знаменитой научной семьи Владимира Вениаминовича Семенова-Тян-Шанского, теоретика кораблестроения, хотя бы таким образом связав свою жизнь с морем. Вера Викторовна прожила долгую жизнь и умерла в 1993 году в Санкт-Петербурге.

В начале 1920-х годов, ничего еще не зная о будущем, Вера была романтически влюблена в юного мечтателя из Крыма. Она писала ему: «Вы один из очень, очень немногих настоящих людей… вижу Вас опять откровенным, правдивым, с огнем в душе, который так редок в людях… Ваша отрешенность от сует этой жизни восхищает меня… уходя в науку, Вы собираете такие духовные силы, которые никогда не даст Вам жизнь». И далее: «Вы единственный человек, которого не тронула наша современщина и который сохраняет и сохранит чистую душу»[45].

Она советует ему поступить в технический вуз учиться на инженера. Напоминает, в каких сумрачных тонах он рисовал ей свое будущее. «У меня остался образ серьезный, даже строгий, с большой бородой, в кабинете с темной мебелью и со спущенными шторами», — пророчески писала Вера Игорю из Петрограда 22 июня 1923 года[46].

Вера удивительно точно оценивает, буквально предсказывает картины его будущего, потрясающим образом совпавшие с событиями в жизни ученого. Проникновенные письма девушки — верный, правдивый источник, в них раскрыты душевные чувства первой любви юных Игоря Курчатова и Веры Тагеевой. И пусть читатель, прочтя их, составит свое личное мнение о том, каким было их время — такое непростое и счастливое, несмотря ни на что; каким был Игорь Курчатов, когда вступал в самостоятельную взрослую жизнь.

№ 1

«Феодосия, 3 июля [1921 г.]

Игорь! Вчера пришло Ваше письмо, и я была ему очень рада. Счастливец Вы. Жить в поэтичном шалаше среди фруктовых садов и наслаждаться тишиной и отдыхом большое счастье после такой многотрудной зимы. Я даже немного завидую Вам. А я сейчас сидела на солнышке в моем любимом кресле и курила с наслаждением, благо мамы нет дома. Сегодня мы проводили нашего милого дядюшку в Москву, а потом и в Петроград. Я теперь снова полна веры в то, что мы этой осенью покончим с нашим изгнанием в Крыму. Недавно у меня был период ужасного упадка, я с головой ушла в самый отчаянный пессимизм. Приехала моя подруга из Москвы и много рассказывала мне о том, какая там идет жизнь. Я пришла в ужас, поняв, что от революции, как от идейного движения вперед, ничего не осталось и что люди везде и всегда подлые воры, трусы и жуткие животные. Я даже не хотела ехать на север, не все ли равно, где любоваться людской подлостью, здесь или там. Да и кроме того были и другие причины для моего грустного настроения. Но теперь упадок духа прошел, я как-то смотрю мимо всего того, что так угнетает и обескрыливает меня, и верю в хорошее будущее. Итак, осенью мы едем в Петроград, и чем ближе Дима к Петрограду, тем скорее настанет момент нашего отъезда.