Он помедлил. Замечание просилось на язык, но не многовато ли замечаний он делал Хайрангу в последнее время? И по истинным ли причинам? Дошёл до того, что даже привычное с детства, привитое богатой семьёй изящество жестов младшего командующего порой его раздражает, хотя раньше по-доброму смешило. И всё же он сказал:

– Послушай, я ценю твою предусмотрительность, но напоминаю: разведка должна быть осторожной. Местные могут испугаться лазутчиков. Нам нельзя привлекать лишнее внимание, пока я не встречу царского военачальника.

– Как скажете, – смиренно отозвался Хайранг. – Ваше Огн…

– Ну хватит. Смешно. – Янгред хмыкнул. – Как неродные…

Ему стало неловко и досадно: давно они не говорили на «ты», как прежде. До Янгредова отъезда в Ойгу было только так, и почему по возвращении ничего – ни взаимное «ты», ни сама крепкая мальчишеская дружба, – не вернулось? Да и о замечании Янгред сразу пожалел. Хайранг и так всё знал, он был способным офицером, куда осмотрительнее, чем сам Янгред.

– Это титул для тех, кто уже седеет, – силясь казаться безмятежным и шутить, сказал Янгред. – Я понимаю, что тебя только что повысили в звании и ты не чаешь, чтобы повысили ещё, но лесть тут…

Не смутившись и не обидевшись, всё так же мирно, Хайранг перебил его с лукавой полуулыбкой:

– К волосам без седины, вроде ваших, он подойдёт лучше. И если кампания будет удачной, вы заслужите его как никто другой.

Янгред нахмурился и отвёл глаза. Этот предмет разговора нравился ему ещё меньше.

– Не будем загадывать, друг мой. И ещё. Пожалуйста, не оставляй свою часть надолго. Я обратил внимание на то, что несколько рыцарей говорили о вылазке в город на следующем привале. Ты же понимаешь, какой это риск?

– Я не допущу. – Не поворачиваясь, Янгред знал, что в лицо Хайрангу бросилась краска. Он ненавидел беспорядок и шатание. – Вот же…

И снова замечание. Снова не удержался. Ну и как чинить такую дружбу?

– Желание простительно. Люди устали, – ровно откликнулся Янгред и слегка пришпорил коня. – Недолго осталось до этой… как же… Инады. Ободри их. Но не отпускай. Ясно, Лисёнок?

Так переводилось имя Хайранга, и так его – сына одного из влиятельных баронов, своего крестника, – звала королева-мать. Янгреда она – тоже по дословному древнему переводу имени – звала Зверёнышем. И сами они в шутку звали друг друга этими прозвищами, когда, играя в лазутчиков, писали тайные письма. Когда-то. Сколько прошло?..

– Как скажете, Ваше Огнейшество, – прозвучал наконец ответ. Янгред знал, что в его лице ничего не дрогнуло. Огнейшество – так Огнейшество.

Хайранг его покинул. Как и всегда. А ведь как когда-то лихо гнали вперёд вдвоём, смеясь и вопя… Ну и пусть.

Проводив Лисёнка глазами и с трудом выкинув его из мыслей, Янгред тоже запрокинул лицо к солнцу. В здешних землях оно светило мягко; ему не была вечной помехой ледяная вулканическая пыль. Пахло не камнем и снегом, а сеном и речной водой, дышалось так свободно, что с непривычки кружилась голова. За одни эти запахи и ветер можно было простить и принять многое. Может… дом? Кто знает.

* * *

Янгред не помнил, кто первым наскочил на него с восторженными разглагольствованиями о «дельном дельце». Он бы и ухом не повёл, если бы за словом «дельце» не последовали слова «расширение границ». Встревоженный, он решил послушать, а братец (Ритрих, кажется), вальяжно забравшись на трон, уже расписывал головокружительные перспективы «совсем-совсем не войны, просто маленькой прогулки». Как оказалось, и впрямь головокружительные.

Понаслышке Янгред знал, что соседнее царство – Дом Солнца – бедствует. Под откос там всё покатилось, когда правитель повредился рассудком и убил себя и семью. С пресечением царской ветви настало Великое Безвластие: начали отделяться завоёванные земли, заволновались крестьяне, железнокрылые людоеды повадились воровать детей, да и воины Луноликих поживились от приграничных территорий. Страна заметалась раненым зверем. Соседи сомневались, что зверь выживет, у него ведь не было больше головы.

Но вот выбрали нового царя, из бояр, и тот, не лишённый ума и воли, навёл порядок. Это дорогого стоило: возвращая территории и отваживая врагов, полегли две трети армии, от неурожаев и разрушений истощилась казна. Тем не менее волнения улеглись. Может, новый царь и не был Всеведущим, но управлять людьми умел. Союзников, даже незнатных, он наградил и возвеличил; голодающих накормил; с бунтующими примирился. Постепенно возобновилась торговля самоцветами, мехами и древесиной. Зазеленели поля. Деньги Хинсдро вкладывал в дороги и суда, в укрепление городов и деревень, в постройку крепостей на границах. Последнее имело двойное дно: к границам он усылал служить тех, кого не желал видеть или опасался держать близ себя. В отличие от Вайго, он презирал фаворитизм, доверял лишь паре старых бояр. Многие воеводы оскорбились и отказались, молодёжь в глушь тоже не рвалась. Крепости стояли, но гарнизоны были слабыми – и однажды это аукнулось. Но несколько спокойных лет Хинсдро выиграл. А вот соседи за это время стали относиться к Дому Солнца иначе.

Несмотря на хорошие начинания, с противниками Хинсдро был жесток, а перед союзниками не заискивал, что не прибавило ему любви. Не прибавили её и увеличение пошлин, и прохладность в дипломатии. Если доброго, пусть вспыльчивого и чудаковатого Вайго любили чужестранные гости, то теперь мало кто вообще заезжал ко двору Острары. Послы говорили, что пиры Хинсдро, в отличие от разнузданных пиров Вайго, напоминают порой допросы, потому что во всех царь видит лазутчиков Осфолата. Он невероятно ненавидел Дом Луны, «извративший светлую веру». Даже больше, чем язычников.

– И это нас сближает! – воскликнул брат, перестав наконец ходить вокруг да около.

Дельце заключалось в том, что король Сивиллус затеял пренеприятную интригу: отыскал где-то якобы уцелевшую дочь прежнего царя. С ней лунные войска уже пересекли солнечную границу и захватывали город за городом, собираясь «спасти заблудшую сестру». «Сестру» – Острару, некогда единую с Осфолатом, а «спасти» – вероятно, присоединить, посадив на трон девчонку. Хинсдро, конечно, этого не хотел. Короли Свергенхайма тоже проявили в вопросе поразительное единодушие. Иметь под боком такого соседа! Огромного, дружащего с людоедами! Острара не была Свергенхайму союзником, но, по крайней мере, в отличие от Осфолата, никогда не покушалась на его земли. На Пустоши до сих пор не простили кровавую войну, в которую пришлось ввязаться, чтобы уберечь от загребущих лунных лап пролив Ервейн. Поэтому, когда Хинсдро через послов начал переговоры о возможном союзе, Три Короля и сами готовы были сделать какую-нибудь мелкую подлость Луноликим. Окончательно они приняли решение, – конечно же, наплевав на необходимость посоветоваться с кем-либо, – выяснив, какую царь назначил цену.

– Он отдаст нам какую-то долину! Три огромных города и всё, что между ними. Поля и леса, и там есть речки и озёра! Ты понимаешь, что это значит, Янгред? Понимаешь?