В свою очередь, Степаныч на всю Европу и Америку устроил сольный концерт оригинального разговорного жанра (кстати говоря, на вполне приличном английском языке): «Ракетный центр Брауна? Талантливый был мужик! Жаль, не знаем, в каком кратере его пепел – цветы возложили бы. Своих астронавтов на Луну можете не посылать, смотайтесь на остров Рюген, сфотографируйте лунную поверхность. Так и быть, разрешаем разок над островом пролететь, а то пешком слишком долго получится. Только аккуратно, в обозначенное время и по-быстрому, а то у нас с англичанами там еще стрельбы намечаются.

Видуха прямо один в один с Луной. Вот так же и Финляндия будет выглядеть, если что, а можем промахнуться и по Швейцарии зарядить с Люксембургом. Ракеты – такая штука несовершенная, а посоветоваться уже не с кем. Штурмбаннфюрер СС Вернер Магнус Максимилиан фон Браун господу богу рассказывает, как он умудрялся так точно ракеты ФАУ по Лондону запускать.

Что значит, кто это такой? Разработчик первой межконтинентальной баллистической ракеты ФАУ-2… был. Где теперь его искать, на небе или в преисподней, вопрос не к нам. В небесную канцелярию обратитесь».

Словом, в процессе этого очередного словоблудия Степаныч не только слил внеочередную дезинформацию, но и уже в который раз народ повеселил. До такой степени повеселил, что был персонально вызван к Сталину на легкую выволочку с пожеланием сбавить матерные обороты во время общения с народом. Правда, с вручением ордена Ленина и медали Золотая Звезда Героя Советского Союза.

Степаныч, конечно же, пообещал, но к тому времени его истории и анекдоты нашего времени шли настолько «на ура», что запретить их и не пробовали, а немцы всерьез начали искать нашего разведчика под фамилией фон Штирлиц. Иначе объяснить перед Гитлером утечку стратегической информации было просто невозможно.

* * *

Моя личная война началась с вразумления Финляндии – до этого меня за линию фронта не отпускали. Впрочем, работы у меня было и так по гланды, но на финнах я уперся, да и то только потому, что знал финскую столицу как свои пять пальцев. Я же в Ленинграде вырос, а в самом начале горбачевского предательства, которое во всем мире «перестройкой» назвали, у меня дед в Хельсинки уехал – преподавать в местном университете. Вот и бывал я у него почти все свои отпуска́.

Моей жене, я тогда еще был женат, в финской столице очень понравилось. Понравилось до такой степени, что однажды она собрала все свои вещички и, показав мне не совсем приличный жест, перебралась в сопредельную страну.

Разводились мы через присланного моей супругой адвоката. Огромное ей за это спасибо. К тому времени я уже в достаточной мере освоил финский язык, чтобы перевести адрес, куда меня послала моя бывшая благоверная в своем прощальном послании, но языки мне всегда давались легко – это у нас наследственное. Тот же дед знал шесть иностранных языков, отец – восемь, ну а я, если на круг посчитать, только семь пока освоил, если спешно изучаемый сейчас немецкий не считать.

К работе в Финляндии я готовился серьезно, но неожиданно операцию свернули без объяснения причин, и я опять остался не у дел.

Да нет. Самой разнообразной работы было навалом. Обучение, организационные вопросы, проработки будущих десантов, подготовка и сопровождение групп, уходящих на задания, бо́льшей частью висели на мне, но я чувствовал, что на этой работе долго не протяну.

Пятого января сорок четвертого года Степаныч обидел в Берлине Рейхстаг. Восьмого слегка подогрел столицу «Великого Рейха» напалмом. В ночь на двенадцатое ракетный центр Брауна авиация дальнего действия совместно с королевскими ВВС Великобритании принялась превращать в мелкое ничего, а я так и сидел в стороне от всех этих событий, вынашивая очередные планы на личном ноутбуке.

Свою команду я начал собирать еще в сентябре, когда мы только начинали ездить по различным областям (и лагерям). Разумеется, в первую очередь я делал упор на физически развитых мужчин, способных вынести все тяготы фронтовых, а в основном зафронтовых будней десантника, но искал и самородков.

В общей массе призывников мы с моими современниками искали людей с уникальными знаниями и умениями: уникумов, энциклопедически образованных людей, теми или иными способами оказавшихся за решеткой, в ссылке или в эвакуации. И находили их сначала единицами, потом десятками, а затем и сотнями.

Так в поле моего зрения оказались несколько бывших дипломатов, залетевших в тридцать шестом году в ссылку с поражением в правах исключительно за компанию со своими руководителями. Девять сотрудников Артура Христиановича[11] с дикими, просто нелепыми обвинениями доживали свой век в колонии-поселении в Архангельской области.

Старики, а это были люди в уже приличном возрасте, не сидели вместе, но, найдя одного из них, я поднял дело, по которому они были осуждены, раскрутил всю цепочку и вытащил из заключения двадцать восемь человек – девять старых разведчиков и девятнадцать членов их семей, включая двоих детей.

Уникальность этих людей заключалась в том, что каждый из них знал по нескольку европейских языков и был кладезем бесценной для нас бытовой и социальной зарубежной информации. Той самой информации, которая была остро необходима разведывательно-диверсионным группам нашего управления.

К тому времени к каждому из нас были прикреплены люди из ведомства Лаврентия Павловича, и сложностей с временным освобождением людей не было. Сначала мы переводили бывших заключенных под крыло Малышева, а затем начинали с ними работать, но в основном, конечно, сначала лечили и откармливали в своем госпитале.

Под госпиталь нам была отдана одна из школ недалеко от управления, но достаточно быстро мы построили свое здание. Понятно, что не мы сами, а пленные немецкие солдаты – совсем рядом с нашим управлением в подмосковном Красногорске располагался крупный лагерь военнопленных, заключенные которого работали на всех стройках, находящихся в этом районе. Со временем мы из этих военнопленных организовали несколько строительных бригад, работающих только на объектах повышенной сложности и ответственности. Охраняли их будущие бойцы наших подразделений, проходящие реабилитацию в управлении.

Выгода получалась двойная – квалифицированные немецкие рабочие не просиживали свой срок на неквалифицированных работах и при этом обучали наших бойцов немецкому языку. К каждой такой бригаде в качестве переводчика был прикреплен человек, хорошо знающий немецкий язык, из числа тех, кого мы нашли в местах заключения.

Немцам работа на квалифицированных работах была крайне выгодна. Мы предложили срок работ по восстановлению нашей страны в восемнадцать лет после ее окончания, но на квалифицированных работах срок сокращался в два раза. Поэтому желающих попасть в рабочие и специализированные бригады было более чем достаточно.

Военным преступникам, предателям и пособникам оккупантов отмерялся пожизненный срок на предприятиях повышенной опасности и в районах Крайнего Севера. Без права на помилование. Так что немцам было с чем сравнивать.