Мы едем дальше по шоссе на легковушке штаба 11-й армии в сторону Кёнигсберга (ныне Калининград. – Ред.), чтобы отыскать там 5-й артиллерийский корпус. Шоссе полностью забито тяжелыми грузовиками. Встречающиеся на нашем пути деревни частично сильно разрушены. Бросается в глаза, что нам попадается очень мало подбитых советских танков, совсем не так, как это было в первые дни наступления.

По пути мы встречаем колонны гражданского населения, которые под охраной наших автоматчиков направляются в тыл, подальше от фронта. Некоторые немцы едут в больших крытых фургонах. Подростки, мужчины, женщины и девушки идут пешком. На всех хорошая одежда. Вот было бы интересно поговорить с ними о будущем. Вскоре мы останавливаемся на ночлег. Наконец-то мы попали в богатую страну! Повсюду видны стада домашнего скота, который бродит по полям. Вчера и сегодня мы варили и жарили по две курицы в день. В доме все оборудовано очень хорошо. Немцы оставили почти весь свой домашний скарб. Я вынужден еще раз задуматься о том, какое же большое горе несет с собой эта война. Она проходит огненным смерчем по городам и деревням, оставляя позади себя дымящиеся руины, искореженные взрывами грузовики и танки и горы трупов солдат и мирных граждан. Пусть же теперь и немцы увидят и почувствуют, что такое война! Сколько горя еще есть в этом мире! <…> Я надеюсь, что Адольфу Гитлеру осталось недолго ждать приготовленной для него петли. <…>

26 января 1945 года. Петерсдорф под Велау. – Здесь, на этом участке фронта наши войска находились в четырех километрах от Кёнигсберга. <…> 2-й Белорусский фронт вышел под Данцигом к морю. Таким образом, Восточная Пруссия полностью отрезана. Собственно говоря, она уже почти в наших руках. Мы проезжаем по Велау. Город еще горит, он полностью разрушен. Повсюду дым и трупы немцев. На улицах можно видеть много брошенных немцами орудий и трупов немецких солдат в сточных канавах. Это знаки жестокого разгрома германских войск. Все празднуют победу. Солдаты готовят еду на костре. Фрицы все бросили. На полях бродят целые стада домашнего скота. В уцелевших домах полно отличной мебели и посуды. На стенах можно видеть картины, зеркала, фотографии. Очень многие дома были подожжены нашей пехотой. Все происходит так, как говорится в русской пословице: «Как аукнется, так и откликнется!» Немцы поступали так в России в 1941 и 1942 годах, и вот теперь в 1945 году это отозвалось эхом здесь, в Восточной Пруссии.

Я вижу, как мимо провозят орудие, накрытое вязаным пледом. Неплохая маскировка! На другом орудии лежит матрас, а на матрасе, закутавшись в одеяло, спит красноармеец. Слева от шоссе можно наблюдать интересную картину: там ведут двух верблюдов. Мимо нас проводят пленного фрица с перевязанной головой. Разгневанные солдаты кричат ему в лицо: «Ну что, завоевал Россию?» Кулаками и прикладами своих автоматов они подгоняют его, толкая в спину.

27 января 1945 года. Деревня Штаркенберг. – Деревня выглядит очень мирно. В комнате дома, где мы остановились, светло и уютно. Издали доносится шум канонады. Это идет бой в Кёнигсберге. Положение немцев безнадежно. <…> И вот приходит время, когда мы сможем рассчитаться за все. Наши обошлись с Восточной Пруссией не хуже, чем немцы со Смоленской областью. Мы всей душой ненавидим немцев и Германию. Например, в одном из домов деревни наши ребята видели убитую женщину с двумя детьми. И на улице часто можно видеть убитых штатских. Немцы сами заслужили такие зверства с нашей стороны, ведь это они начали первыми так вести себя по отношению к гражданскому населению оккупированных областей. Достаточно только вспомнить Майданек и теорию сверхчеловека, чтобы понять, почему наши солдаты с таким удовлетворением приводят Восточную Пруссию в такое состояние. Конечно, невероятно жестоко убивать детей, но немецкое хладнокровие в Майданеке было в сто раз хуже. К тому же немцы прославляли войну! <…>

28 января 1945 года. – До двух часов ночи мы играли в карты. Дома были [немцами] брошены в хаотичном состоянии. У немцев было очень много всякого имущества. Но сейчас все валяется в полнейшем беспорядке. <…> Мебель в домах просто отличная. В каждом доме полно самой разной посуды. Большинство немцев жило совсем неплохо. <…> Война, война – когда же ты закончишься? Вот уже три года и семь месяцев продолжается это уничтожение человеческих жизней, результатов человеческого труда и памятников культурного наследия. Пылают города и деревни, исчезают сокровища тысячелетнего труда. А ничтожества в Берлине стараются изо всех сил, чтобы как можно дольше продолжать эту единственную в своем роде битву в истории человечества. Поэтому и рождается ненависть, которая изливается на Германию. <…>

1 февраля 1945 года. – В деревне мы видели длинную колонну современных рабов, которых немцы согнали в Германию изо всех уголков Европы. <…> Наши войска вторглись широким фронтом в Германию. Союзники тоже наступают. Да, Гитлер хотел сокрушить весь мир. Вместо этого он сокрушил Германию. <…>

2 февраля 1945 года. – Мы прибыли в Фухсберг. Наконец-то мы добрались до места назначения – до штаба 33-й танковой бригады. От красноармейца из 24-й танковой бригады я узнал, что тринадцать человек из нашей бригады, среди них и несколько офицеров, отравились. Они выпили спирта-денатурата. Вот к чему может привести любовь к алкоголю! По дороге мы встретили несколько колонн немецких гражданских лиц. В основном женщин и детей. Многие несли своих детей на руках. Они выглядели бледными и испуганными. На вопрос, не немцы ли они, они поспешили ответить «Да». На их лицах лежала явная печать страха. У них не было причин радоваться тому, что они немцы. При этом среди них можно было заметить и вполне симпатичные лица.

Вчера вечером солдаты дивизии рассказали мне о некоторых вещах, которые никак нельзя одобрить. В доме, где находился штаб дивизии, ночью были размещены эвакуированные женщины и дети. Туда стали один за другим приходить пьяные солдаты. Они выбирали себе женщин, отводили их в сторону и насиловали. На каждую женщину приходилось по несколько мужчин. Солдаты рассказывали, что были изнасилованы и совсем юные девочки, которым было по 13–15 лет. О, как же они сопротивлялись! <…>

Такое поведение никак нельзя одобрить. Мстить, конечно, надо, но не собственным членом, а оружием. Еще как-то можно понять тех, у кого немцы убили их близких. Но изнасилование юных девочек – нет, это невозможно одобрить! По моему мнению, командование скоро должно положить конец таким преступлениям, а также ненужному уничтожению материальных ценностей. Например, солдаты ночуют в каком-нибудь доме, утром они уходят и поджигают дом или безрассудно разбивают зеркала и ломают мебель. Ведь ясно же, что все эти вещи однажды будут перевезены в Советский Союз. Но пока здесь живем мы и, неся солдатскую службу, будем жить и впредь. Такие преступления только подрывают мораль солдат и ослабляют дисциплину, что ведет к снижению боеспособности».

Не только в Восточной Пруссии, но и на других участках огромного фронта солдаты Красной армии переживали нечто подобное. «Мы пришли с Востока», так называется книга, изданная в Южной Америке, в которой Борис Ольшанский, боец армии Жукова, вспоминает военные годы:

«Первый немецкий городок на нашем пути. Его улицы забиты нашими солдатами. Кругом толпится народ. На тротуарах и на добротных мощеных улицах валяются выброшенные из домов пуховые одеяла, разнообразная мебель и велосипеды. Множество сломанных велосипедов громоздится на шоссе, ведущем к Одеру. Наши бойцы берут велосипед, садятся на него, нажимают на педали и со всего разгона врезаются в бордюр, а потом бросают велосипед – подумаешь, это же был немецкий велик! <…> Толпа солдат запрудила все улицы. Это выглядело так, словно здесь собрались представители всех родов войск. Здесь можно было встретить пехотинцев, танкистов, саперов, бойцов этапной службы – санитаров и так далее.