— Почему? — автоматически спросила Магнолия, еще не осознав спасительности этих слов.

— Она ж ушла уже! Вышла через ворота. И не заходила больше. Откуда ж теперь ей здесь взяться? Появишься под ее видом — солдаты поднимут тревогу.

— Ну тогда давай я пройду под видом кого-то другого, — сказала Магнолия внешне спокойно, но внутренне холодея от этого предложения: вот она — неизбежность! Безумная, неотвратимая… Ведь я же не хочу никуда идти! Не собираюсь — и сама же обсуждаю, как получше сделать то, чего делать не хочу! Еще и варианты предлагаю…

— Давай, — согласился Виктор, — только под видом кого? Учителя отпадают — они все уже ушли. А больше женщин к нам не приходит.

— Значит, под видом мужчины, — немеющим языком еле выговорила Магнолия.

— Да ну, брось, — махнул рукой Виктор.

— А что?

— Ты? Под видом мужчины? Не смеши. Вам ваша порода не позволяет встать с мужчинами на один уровень.

Магнолия уже слышала от него подобные заявления. Это началось после одной — вполне современной, надо сказать — книги. Магнолия потом тоже ее прочла. Там постоянно проводилась мысль, что мужчины обабились, а женщины стали как мужики, — а надо бы им занять каждому свою полочку, свое отведенное место. При этом прямо не говорилось, но из всего смысла вытекало, что полочка мужчин все-таки повыше будет полочки женщин.

Виктору очень — ну очень! — понравилась эта идея, и он торопился высказать ее при каждом удобном случае.

— Ну и пожалуйста, — внутренне ликуя, пожала плечами Магнолия.

Не хватало действительно еще в этого повара превращаться! Она представила себе этого неуклюжего, неповоротливого, какого-то всегда засаленного, хотя и довольно молодого дяденьку — как он идет, переваливаясь, блестя золотым кольцом и золотым зубом, как садится: сначала пробуя рукой внизу — точно ли есть там сиденье, потом осторожно подгибая колени и медленно помещая свое мясистое заднее место на какой-нибудь маленький, хлипкий стул. Впрочем, под ним все стулья кажутся маленькими и хлипкими.

— Эй! — сказал Виктор, привставая. Он увидел вдруг, как вокруг Магнолии — на ней, в ней — проступило объемное изображение того самого повара Васильева, под видом которого он сам хотел выйти за ворота.

— Нет, — Виктор был решителен, — в Васильева нельзя. Повар, конечно, не вызывает подозрений — он целый день ходит туда-сюда через ворота, но если два Васильевых одновременно пойдут через ворота, тут даже круглый идиот спохватится и поднимет тревогу.

Магнолия не возразила. Она и сама была ошеломлена своим внезапным превращением.

— Тогда — кого же взять? — продолжал рассуждать вслух Виктор. — Может быть, Железко? А?

— Это еще кто?

— Ну как! Это уборщик, который сейчас в доме убирает. Железко, Коля. Да вот мы его сейчас видели — когда после обеда выходили!

— А, этот, — вяло припомнила Магнолия. Ею все больше овладевала апатия. Равнодушная скука перед неизбежным. Раз не избежать — чего волноваться, тратить себя на рассуждения. Под чьим видом надо, под тем и пойду…

Она припомнила шаркающую походку, неухоженно топорщащуюся форму болотно-зеленого цвета, жалкий, вечно виноватый взгляд. «Бедный парень, несладко ему приходится», — непонятно почему вдруг подумала она.

— О! — несколько даже удивленно сказал Виктор. — Ты уже готова!

Он деловито поднялся на ноги, оценивающе оглядел ее с головы до ног, кивнул согласно и солидно резюмировал:

— Ну, нормально, нормально. Отряхнул шорты, свою голую загорелую спину от сухих травинок, горячих крошек земли, сказал:

— Ладно, пошли, раз ты готова. До ужина надо успеть вернуться.

«Уже идти?» — внутренне съежившись, подумала Магнолия, но вслух ничего не произнесла. Только поднялась, тоже отряхиваясь, провела рукой по волосам да сняла мимоходом у Виктора со спины, между лопаток, куда он не достал, прилипший обрывок полуистлевшего прошлогоднего листика.

Виктор вместо благодарности передернул раздраженно плечами:

— Не мешай. — Он уже погружался в образ повара Васильева.

У шлагбаума дежурили новые солдаты — не те, что утром. Да и они, наверно, скоро должны были сменяться:

Виктор с Магнолией одинаковыми суетливыми движениями предъявили ладони. Солдат, что до этого прохаживался вдоль желтой полосы, внимательно ладони осмотрел («Интересно, что он видит?» — подумала Магнолия). Второй солдат, сидящий в будке, пошире отодвинул стекло и, привстав со своего места, весело закричал:

— Привет, Серега! Не забыл? Сегодня вечером. А ты, Железка, куда?

Магнолия ответила так запросто, будто придумала этот ответ заранее:

— Плохо себя чувствую. К врачу иду. Живот болит.

— Ну, иди, иди, — неприятно ухмыльнувшись, одобрил солдат из будки и сел на место, очень довольный собой.

Деревянно глядя вперед, Виктор и Магнолия зашагали дальше.

Метров через пятнадцать дорога круто повернула направо, вдоль плотной стены зелени — то ли лесополосы, то ли еще одного сада, — и шлагбаум с будкой скрылся из виду.

Только тогда нарушители пропускного режима вздохнули облегченно.

— Молодец, — сказал Виктор. — Ловко ты выкрутилась. Молодец!

Он, видно, хотел добавит, еще что-то одобрительное, но сдержался — посчитал чрезмерным. Магнолия помалкивала. Ей стало интересно.

Так, в молчании, они протопали в пыльной тени по обочине дороги еще метров пятьдесят — маленький отряд неизвестного назначения.

Командиром отряда чувствовал себя, конечно, Виктор. Ему не терпелось начать командовать, и он для затравки выдал следующую инструкцию:

— Мы свернем вон там, где столб с голубым кругом, — во-он, видишь? Там от этой дороги отходит другая, которая поворачивает к домам солдат…

— А эта, наша дорога, куда идет? — полюбопытствовала Магнолия.

— Не знаю, — отмахнулся Виктор, — мы же идем к солдатам? Ну вот и идем. Сразу после поворота будут такие большие закрытые ворота. Ты не обращай внимания — там рядом открывается железная калитка. И такая же, как перед нашим шлагбаумом, будка стеклянная. Мы там тоже предъявим свои пропуска и… Слушай, — вдруг встрепенулся он, — а как мы друг к другу обращаться должны, помнишь? Ты мне что будешь говорить? Сергей! А я тебе: Коля. Коля, ты понял меня?

Магнолия кивнула:

— Поняла.

— Да ты че! — обиделся Виктор. — Только ж договорились! Надо говорить: «Понял». «Я понял». Ты ведь теперь мужского рода.

Помолчал и, покровительственно усмехнувшись, добавил:

— Магнолий ты наш.

Магнолия тоже усмехнулась, а Виктор сказал:

— Ты вот скажи, давно хотел узнать — где ты себе имя такое дурацкое откопала?