— Не подходить! Назад!!

Магнолия остановилась как вкопанная. Из будки выскочил второй — тоже с автоматом наперевес. И таким настоем страха, нестерпимого ужаса повеяло от этих двоих, такой судорожной готовностью на все, что Магнолия не выдержала и заплакала от обиды.

Она шла, давясь слезами, размазывая их по лицу и спотыкаясь на выбоинах асфальта. В ее рыданиях была и оторопь перед страхом солдат, и горькая обида на Виктора с его дурацкими розыгрышами…

И когда Виктор догнал, взял за руку, виновато забормотал что-то, она вырвала руку, а слезы из глаз полились еще сильнее.

— Ну ладно, ну подожди ты, — потерянно повторял Виктор.

Она знала, что он совсем не мог выносить ее слез, и по голосу слышала, как он мучается.

— Ну на вот, возьми, вытрись…

Он начал совать ей в ладонь свой носовой платок. Она уже хотела оттолкнуть его руку, но вовремя вспомнила, что свой платок выложила вчера из кармашка — хотела постирать, но не постирала и обратно в карман, конечно, не положила. И нового из шкафчика не достала.

«Аккуратист!» — подумала она о Викторе с презрением. И еще: «Чистюля!»

И забрала платок. Начала промокать глаза, щеки, подбородок. Слезы заканчивались, всхлипывания были уже не такими сопливыми, и она прислушалась к бормотанию Виктора.

— …конечно, я ж не успел досказать… А ты вот всегда так — недослушаешь, а потом самой только хуже. Ты в другой раз — прежде чем бежать…

— На, забери свой платок. Шутник еще нашелся, — прервала она его. — Шутник-самоучка.

— Да я же не шутил — вот дуреха! — сказал он обрадованно, забирая платок. — Я тебе просто дорассказать не успел!

— Ага. Дорассказать он не успел. Ну, догнал бы, дорассказал. Что, сил догнать не хватило, да?

— Ну ладно. Ну извини. Прямо сразу расплакалась. Тоже еще… Тут вся наша жизнь перевернется — а ты рыдать сразу!

Виктор оглянулся на поворот дорожки, скрывший от них зеленым занавесом листьев ворота и взбудораженных солдат. Пристально посмотрел на другой поворот, где поверх деревьев проглядывала темно-красная черепичная крыша дома, — он явно собирался поведать ей свой очередной секрет.

В ожидании секрета Магнолия примостилась на верхнюю жердочку ограды, спиной к разноцветным мальвам. Высоченным — выше человеческого роста.

Магнолия очень любила их плебейски роскошную красоту, их огромные цветы. И сейчас, когда листья мальв вежливо касались ее спины, осторожно, чуть щекотно водили сзади по ткани бледно-фиолетовой выцветшей майки, Магнолия почти совсем успокоилась.

На коленку спланировала и быстро по ней поползла маленькая божья коровка. И чего, в самом деле, уж так обижаться? Еще на Виктора обижаться!.. Ну, улетай, глупенькая, расправляй крылышки. А то сейчас дальше по ноге поползешь — я тебя скину, так и знай. Ушибешься ведь…

— Короче! Я нашел, как превращаться в других людей!

— Вот здорово! Поздравляю, — буркнула Магнолия, подталкивая божью коровку к краю коленки.

— Да ты глянь сюда! — голос у Виктора был и возмущенный, и просительный одновременно.

Она подняла голову.

И было на что посмотреть! У нее даже закружилась голова: показалось, что одним глазом видит Виктора, напряженно ожидающего ее реакции, а другим — на том же самом месте! — одного из поваров. Того, что приходит во вторник, четверг и субботу. Повар стоял на том же самом месте, что и Виктор, и в той же самой напряженной позе.

Магнолия охнула и отшатнулась от того, что стояло перед ней. И это едва не закончилось печально: еще чуть — и она опрокинулась бы в заросли мальв. Виктор в самый последний момент поймал ее за руку. Своей рукой. Но и — одновременно — рукой того повара: пухлые бледные пальцы с черными волосками на костяшках, с широким желтым кольцом на безымянном пальце.

— Слушай… — сказала Магнолия, невольно отстраняясь от Виктора. И больше не знала, что и сказать.

— Да, — напряженно сказал Виктор, — вот видишь!

— А как это? Как ты это делаешь? — поинтересовалась Магнолия, соскакивая со своего насеста и обходя Виктора вокруг. Спина тоже была двойная.

— Запросто! — все так же напряженно ответил он — Просто представляю, что я — это не я, а Васильев.

— Какой Васильев? — не поняла Магнолия.

— Ну Васильев. Повар наш. Сергей Петрович.

— А-а… Я ж не знала, что его так зовут.

— Ну, ты даешь! Он же через день нас кормит. Нам же их всех представляли — помнишь, когда мы приехали?

— Да не помню я ничего! — отмахнулась Магнолия. — Как же это ты так его представляешь?..

Она потрогала пальчиком голую загорелую спину — и в то же время ясно видела, что трогает зеленую форменную рубашку, которая прикрывает довольно тучное тело этого, как его — Васильева… Попробовала прикрыть один глаз ладошкой — но и другим ясно видела сразу двух разных людей на одном месте.

— Только сосредоточиться надо хорошо. Так, чтоб не думать ни о чем другом. И представить, что это не ты стоишь — а он, не ты руку поднял, а он.

— Но как же тебя пропустили через ворота? — вдруг замерла в недоумении Магнолия. — Они только еще больше испугаться должны были!

— Да в том-то и дело! Не испугались! Они видели только одного — кого я представил. Точно тебе говорю! Ты изображение двойное видишь? И меня, и Васильева?

— Да, конечно.

— Ну вот! И я тоже — когда в зеркало смотрюсь. А проходил Юрок — и обратился ко мне как к Васильеву. Понимаешь?!

— Ну?

— Что — «ну»? Ты понимаешь, что это значит?

— Ну? Он, что, видел только этого, Васильева, а тебя совсем не видел?

— Именно! У него не было двойного изображения! Только то, что я представил, и все! Ты поняла, какая это вещь?! Это же маскировка! Идеальная маскировка!

— Так ты прошел мимо постовых, представляя себя нашим поваром?

— Да, да! Вышел за ворота, подошел спокойненько к постовому, сделал вид, будто достал пропуск вот отсюда — ты же видишь — здесь будто бы карман? Показал этому барану с автоматом пустую ладонь — и спокойненько пошел дальше! Искупался в их бассейне голубом и таким же образом вернулся.

— Слушай! — Магнолия разволновалась — сцепила руки, прижала их к груди, потом расплела пальцы, хлопнула в ладоши и даже засмеялась в предвкушении. — Ведь теперь ты сможешь везде гулять? Вот здорово! Ходить повсюду!

— Так и ты сможешь.

— Я? А я как?

— Да так же, как и я. Если я могу — почему ты не можешь?

И правда. У Магнолии даже перехватило дыхание.

— В эту — в Тамару Максимовну давай, — предложил Виктор. — Только так: ты — это она. И все. И пошли за ворота.