БИП-БИП.

Сообщение. Мы с братом переглянулись. Кто первый посмотрит в телефон? Кто хочет узнать плохую новость и сказать другому? Может, просто заказать еще один «Пряно поМЯСкомиться» и впасть в пищевую кому?

ДЗЫНЬ-ДЗЫНЬ.

Сообщения, а теперь ЗВОНОК? В наши дни никто никому не звонит, если только кто-то в ПРЯМОМ СМЫСЛЕ НЕ УМЕР. Ничего хорошего это не предвещало. Я ответил на звонок, это была мама. «Бабушка проснулась! Она сидит в постели, ест мясной рулет и жалуется, что медсестры выглядят, как кассирши из магазина „Все по 99 центов”. Она вернулась!»

Два чуда случились той ночью. Первое – воскрешение бабушки, а второе – из моей задницы не бежала кровь от всей этой бежевой еды, которую я запихал себе в рот. Мы ринулись в больницу, и она, женщина, которую я не видел три дня, была там, сидела прямо и просила, чтобы кто-нибудь включил «то шоу про семью карликов». Я плакал от счастья, когда щелкал пультом, чтобы найти канал TLC. Той ночью мы классно провели время. Мы смеялись, плакали, я показал бабушке кучу вирусных видео с неудачно падающими людьми. Эта ночь была одной из лучших, какие мы когда-либо проводили вместе. А потом меня настигла жестокая реальность.

«Можно вас на минутку?» – спросил доктор с таким выражением лица, будто он только что случайно прервал жизнь моего первого ребенка в утробе.

Я вышел с ним в приемную (мама и брат были в туалете), и то, что он мне сказал, подменило каждую частицу счастья в моем теле зазубренными кусками битого стекла.

Доктор: Боюсь, ваша бабушка не идет на поправку.

Я: Но она в сознании! Она снова стала самой собой!

Доктор: Шейн, иногда, когда человек умирает, на некоторое время он приходит в сознание, чтобы попрощаться с семьей. Это феномен, который мы не можем объяснить.

Я: Погодите… Так она уже умерла? Это призрак? Демон? ИНОПЛАНЕТЯНИН? Я ни хрена не понимаю, а из-за ОСЫРЕННОГО молочного коктейля, который я выпил, у меня начинаются галлюцинации.

Доктор: Нет, это твоя бабушка. Но она не знает, что умирает. Она не чувствует боли. Ее мозг все это блокирует. Она наслаждается последним вечером с семьей, и когда она уснет, она скончается.

ОТЛИЧНО. Теперь я должен был сказать маме и брату, что бабушка, на самом деле, не чувствует себя лучше, а просто находится в сверхъестественном состоянии, как герой какого-нибудь ужасного христианского фильма с Кирком Кэмероном. Спасибо, доктор! Вы прекрасно умеете испортить настроение. Хорошо, что вы не работаете в детском отделении, КРУШИТЕЛЬ НАДЕЖД.

Когда мама и брат вернулись, я рассказал им о том, что узнал. Они не удивились. Мама уже раньше видела, как умирал человек, а брат смотрел МНОГО документальных фильмов о смерти, поэтому они оба видели, что на самом деле происходит. Мы по очереди заходили к ней в палату и, прощаясь, пытались провести с ней как можно больше времени.

Я поблагодарил ее за все, что она сделала для меня. Благодаря ей я начал играть. Благодаря ей существовала моя капля уверенности в себе. Благодаря ей я улыбался в детстве. Когда я пугался родительских ссор, я обычно бежал наверх, в ее комнату, и она часами обнимала меня. Не было такого синяка, который бы она не поцеловала, или пореза, который она бы не сбрызнула УЖАСНО БОЛЬНЮЧИМ ЛЕКАРСТВОМ. Она была для меня всем и даже больше.

Брат и мама провели еще некоторое время с бабушкой, и около полуночи она уснула. Мы стояли и смотрели на нее. Снова началась игра в ожидание. Через несколько часов ее сердце все еще продолжало биться. Она не хотела уходить. Я спросил доктора, как много времени, по его мнению, осталось, и он ответил, что это зависит от нее. Если она держится за что-то, нужно время. Я знал, что должен был сделать. Я попросил маму и брата оставить меня с бабушкой ненадолго. Я сел рядом, взял ее за руку и прошептал…

Я: Бабушка? Ты слышишь меня?

Она тихо ответила:

Бабушка: Шейни?

Я: Ты знаешь, что умираешь?

Бабушка: Да.

Я: Тебе страшно?

Бабушка: Да.

Я: Это потому, что ты не хочешь попасть в ад?

Тишина. Потом слеза скатилась из ее закрытого глаза. Бабушка не всегда была женщиной, с которой приятно иметь дело, и я уверен, из-за этого она чувствовала себя виноватой.

Я: Ты, может, и была со многими в твоей жизни той еще стервой, но для меня ты была опорой. Ты защищала меня. Ты заставила меня чувствовать себя особенным и никогда не осуждала. Бог тобой гордится, и тебе нечего бояться.

Она слегка улыбнулась. Ее глаза все еще были закрыты. В ней оставалось немного жизни, но достаточно, чтобы слышать меня.

Я: Ты боишься еще чего-нибудь?

Она сжала мою руку так сильно, как могла, но все равно слабее, чем если бы ее сжал малыш.

Я: Ты боишься оставить меня и Джерида?

Бабушка: Я нужна вам.

Я расплакался. Она была права. Она была мне так нужна. Успех на YouTube только начинал приходить ко мне, и я переживал за свое будущее. Брат только начинал строить свою жизнь и нуждался бабушкиных ободряющих словах. Но мы должны были отпустить ее.

Я: Бабушка, я тебя очень люблю. Но я хочу отпустить тебя и хочу, чтобы ты не волновалась за нас. У нас все будет хорошо. И ты сможешь присматривать за нами каждый день и видеть, что мы на правильном пути.

Еще одна слеза скатилась из ее прекрасного, умиротворенно закрытого глаза.

Я: Там, наверху, будет намного лучше. Ты будешь летать и все такое! Это ж с ума сойти! Я всегда хотел летать. Ты можешь приходить ко мне во сне и делать все те крутые ангельские штуки, о которых мы узнали из того ужасного сериала «Прикосновение ангела», которое смотрели вместе.

Она улыбнулась. Боже, тот сериал был отвратительным.

Бабушка: Спасибо, Шейни. Я люблю тебя.

Я: Я очень тебя люблю.

Я поцеловал ее ладонь, и она провела пальцами по моим волосам. Через несколько безмятежных минут я вышел в приемную и сказал Джериду, чтобы он зашел и поговорил с ней. Я уверен, их разговор наедине был похож на наш и был таким же особенным. Мы смирились с тем, что происходит, и поэтому отправились домой, чтобы поспать. Мама решила остаться на ночь у бабушки в палате, а утром позвонила и сказала, что она умерла. Бабушка даже открыла глаза и сказала перед смертью: «Я всегда буду с вами, ребята». Жаль, что я не был с ней в последние минуты ее жизни. Но еще я чувствую, что минуты, которые мы провели с ней накануне, были особенными – ничто не смогло бы их переплюнуть. И я до сих пор помню, как ее рука сжимала мою. И каждый раз, когда я иду в «Дэнниз» в три часа ночи (а это случается часто), я знаю, она там, сидит в соседней кабинке в туалете, с ужасом ожидая неотвратимой диареи.