Ни Пыха, ни Чобы Стисм не принимали участия во всеобщей вакханалии. Пыха сидел, покачиваясь, на передке телеги, обхватив себя руками, и трясся мелкой дрожью, не вполне, кажется, понимая, кто он такой и где находится. Чобы придерживал на соломе бьющегося в судорогах Твадло. Рот и подбородок альбиноса покрывала белая пена; глаза закатились так, что радужки совсем не было видно.

– Телефон! Телеграф! Скорее, уроды! Вокзалы занять! – срывались с посиневших губ бессвязные слова.

– Никчёмный ты человечишко, Твадло! С тобой одна морока! – недовольно ворчал антипримат.

– Патрули! Летучие отряды!

– Да помолчи ты, ради Джа!

– Про мосты забыли, товарищи!!! – взвизгнул Твадло и вдруг обмяк; лишь голова продолжала мотаться туда-сюда на тонкой шее.

– Ну за что мне такое наказание! Одного лихорадит, другой вообще эпилептиком заделался! Алле, Пыха! Эй, куки, тебе говорю! Давай-ка, типа, смазывать пятки! Не нравится мне всё это!

Пыха медленно взялся руками за бортик и неловко перевалился через край, едва не выронив зажатую под мышкой Книгу. В голове у него сейчас ничегошеньки не было, только гулкая пустота; тело ощущалось словно чужое. Он покорно помог Чобы взвалить на плечи чахлое тельце альбиноса и поплёлся следом, а с противоположной стороны площади показался отсвет множества факелов – кто-то догадался оповестить войска. Экс-каторжане постепенно удалялись от центра; и никто из них не замечал, что следом бесшумно скользят две тонкие чёрные фигуры, беззвучно перемещаясь из тени в тень.

Когда оживлённые улицы остались позади, Чобы остановился и со стоном облегчения опустил свою ношу на асфальт.

– Ох! Не могу больше!

Зубы Пыхи выбивали мелкую дробь.

– Чтоб я ещё раз, как бы, подписался на такое! Нет, с меня хва…

Из темноты соткалась высокая жилистая фигура. На макушку антипримата звучно опустилась толстая бамбуковая палка.

– Ёпс! – сказал Чобы Стисм и повалился рядом с Твадло.

Пыха поднял глаза. Страха не было; все его эмоции словно отключились на время.

– Книга, – разомкнул губы Хадзме. – Давай сюда.

Пыха медленно, будто во сне, перевёл взгляд на зажатую под мышкой Книгу. За спиной его бесшумно возник Ххай. Дубинка ещё раз взметнулась в воздух; паренёк присоединился к своим товарищам.

– Дело сделано, – произнёс кипадачи.

– Уходим.

– С-с-та-аять!!!

В нескольких метрах от воинов внезапно вспыхнули дьявольским жёлто-зелёным светом два глаза. Старая ведьма Перегнида нарочито неторопливо шагнула в полосу лунного света, кривя в ухмылке сизые губы.

– Ка-а мне, мои пёсики! Ка-а-а мне!!!

Хадзме с ужасом чувствовал, что его тело, вопреки собственной воле, медленно пригибает к земле.

* * *

Спустя несколько дней после своего проникновения в башню, ранним утром, каюкер выбрался на обзорную площадку Малого Радиуса. Согласно неписаной традиции, метеорологи низших степеней посвящения старались здесь не появляться без особой надобности.

Восход солнца был великолепен. Вершины далёких гор постепенно розовели, словно раскаляющиеся крицы железа в кузнечном горне. Синяя мгла отступала на запад; длинные извилистые тени змеями уползали в каньоны, втягивались в трещины и складки горных отрогов. Иннот глубоко вдохнул обжигающе-холодный, как ключевая вода, воздух и задрал голову. Дневной огонь загорелся на верхушке шпиля, помедлил немного и потёк вниз, высвечивая стальную паутину тросов и креплений. Двери раздвинулись. Высокая худая фигура ступила на площадку и остановилась рядом с каюкером, опершись о поручень.

– Каждое утро я встречаю здесь рассвет, – разомкнул губы иерофант. – Нет более величественного зрелища, чем рождение нового дня.

– Да, очень красиво, – согласился Иннот и снова посмотрел на шпиль. – Скажи, а это правда, что вон в той круглой штуке адепты проходят посвящение в корифеи?

– Правда, – старец улыбнулся. – А почему ты спрашиваешь?

– Интересно же! У вас вообще куча всего интересного – взять хотя бы библиотеку.

– Ты любишь получать знания?

– Конечно.

– Ты попал сюда отнюдь не случайно; хотя сам, возможно, думаешь по-другому. Здесь место тем, кто ценит великие истины превыше мимолётных соблазнов мира.

– Я, вообще-то, не сказал, что ценю их выше всего…

– А что же в таком случае является главным для тебя?

Иннот долго молчал.

– Жизнь, – наконец вымолвил он. – Просто жизнь.

– Но ради чего?

Каюкер кивнул на край площадки.

– Ради всего этого. Не знаю, Верховный, как ещё сказать…

– Ты стремишься к деянию, – вздохнул иерофант. – Такие, как ты, подобны сухому куску дерева – они дают пищу огню жизни, но сгорают в нём без остатка. Я другой. Я живу далеко не первую сотню лет – да-да, не удивляйся… Мы не постигли тайны бессмертия, но преуспели в продлении жизни. Иногда я кажусь себе камнем на вершине неприступной скалы. Я оброс мхом, я наблюдаю круговорот жизни и смерти, творящийся внизу, а ветра этого мира лишь полируют мою поверхность. Это иллюзия, конечно; даже горы умирают с течением времени. Но мне жаль подобных тебе: не каждый горит столь чистым и светлым пламенем.

– Гм… Спасибо на добром слове, конечно… А что, если я не кусок дерева, как ты выразился, а например, фитиль в плошке масла? Что, если я свечу, но не сгораю?

– Такое возможно лишь в пустых мечтах, юноша, – старец огладил бороду, – а то, что творится в башне, – явь, хотя вряд ли живущие внизу поверили бы во всё, что здесь происходит.

– А как сюда попали остальные? Знаешь, они показались мне настоящими фанатиками этой вашей башни… – тут Иннот прикусил язык.

– Они и есть фанатики, фанатики знания, – кивнул иерофант. – Так же, как и я. Редко, иногда раз в несколько поколений, в лесном племени рождается мальчик, которому мало того, о чём мечтают его сверстники. Он жаждет познавать сокровенные тайны мироздания, осушать моря и сводить звёзды с небес; жажда эта не исчезает с годами, а всё больше и больше мучает его. Её не утолят ни Лес, ни Вавилон, и тогда шаман племени рассказывает ему легенду о башне высоко в горах.

– Именно мальчик? А если тягу к познанию проявит девочка?

– Девочка?! – изумился иерофант. – Что за вздорная мысль! Как можно научить чему-то… девочку!!! – Он возмущённо пожал плечами.

– И он идёт сюда? А что-нибудь более весомое шаман ему даёт – ну, компас там, карту… А то ведь и заблудиться немудрено!

– Если такова его судьба, он найдёт путь.

– И вы научите его сводить звёзды с небес? – каю-кер саркастически приподнял бровь.