Ключи она получила вместе с известием о предоставлении ей жилья в Старом городе накануне Нового года. В канун праздника взяла напрокат машину и поехала купить кое-какое барахло – много чего не хватало после пожара.

Она подняла голову и посмотрела на ровный потолок. Должно быть, когда-то он был украшен богатой лепниной, но в последний раз дом ремонтировали в конце тридцатых годов, и с тех пор все украшения просто осыпались.

Этот дом был в долевой собственности, и каждый проживающий имел право на свою часть недвижимости. Эта квартира принадлежала Государственному агентству недвижимости.

Каким образом К. сумел добыть для нее эту квартиру, она не знала, как не знала и того, сколько времени сможет в ней жить.

Анника включила бра над кроватью и подложила под спину подушки, подняла голову и посмотрела сквозь окно на небо.

Одновременно она представила себе спальню на вилле на Винтервиксвеген, вспомнила, как уютно и хорошо она там себя чувствовала. Однако стоило закрыть глаза, как она сразу видела другое – огонь, дым, панику.

Томаса тогда не было дома. Как раз в тот день он оставил семью и ушел к Софии Гренборг, и Аннике пришлось самой спасать детей. Калле и Эллен она спустила на простынях со второго этажа дома из окна спальни, а потом сама спрыгнула вниз на стоявший на террасе стол.

Она же и нашла подозреваемую в поджоге.

Через несколько месяцев расследования удалось обнаружить отпечатки пальцев на осколках бутылок с коктейлем Молотова, и эти отпечатки позволили арестовать поджигательницу – американскую профессиональную убийцу по кличке Кошечка.

Это задержание не принесло Аннике никакой пользы.

Кошечке не было предъявлено официальное обвинение в поджоге.

Вместо ареста и привлечения к ответственности комиссар К. устно договорился об обмене: ФБР получило свою Кошечку, а американцы выдали в Швецию шведского гражданина, отбывавшего срок в тюрьме Нью-Джерси.

– Ты продал мой дом, дом моих детей для того, чтобы доставить удовольствие ФБР и возвратить домой убийцу полицейского, – сказала она тогда комиссару К.

Он в ответ пошутил, что зато теперь она может начать с чистого листа, заново устроить свою жизнь. И вот она начала новую жизнь на Агнегатан, дом номер 28, в том же районе, где жила, когда приехала на стажировку в «Квельспрессен» десять лет тому назад. В холле не было окон, иначе она могла бы видеть садовый дом, в котором когда-то все начиналось, до детей, до Томаса. Дом, в котором жил еще Свен…

Где-то в квартире зазвонил телефон – не мобильный, а стационарный. Анника вскочила, не сразу сообразив, где находится аппарат.

После четвертого звонка она обнаружила телефон в комнате Калле.

– Анника Бенгтзон? Это Джимми Халениус.

Статс-секретарь министерства юстиции, самый доверенный человек министра.

Шеф Томаса.

Она звучно откашлялась.

– Томас переехал, я уже говорила тебе это.

– Мне нужен не он, а ты.

Анника приложила трубку к другому уху.

– О, вот как?

– От Бритты я слышал, что ты хочешь получить комментарии относительно выдачи американским властям гражданки Соединенных Штатов в конце прошлого года. Как тебе известно, министр не может давать комментарии по запросам частных лиц, но если ты не против, то я могу уладить дело менее формальным порядком.

– Через Бритту? – спросила она.

– Я буду на Эстерлонггатан в девятнадцать часов. Если тебе интересно, то приезжай туда.

– Я смогу в случае необходимости сослаться на тебя? – спросила она.

– Конечно нет, – ответил он. – Но я могу пригласить тебя на обед.

– Днем я не ем с политиками, – съязвила Анника.

– Это твое дело. Спасибо и до свидания, – сказал он и положил трубку.

Она тоже положила трубку и осталась стоять около телефона. В комнате Калле пока не было освещения, и Анника стояла в темноте у окна, глядя на голые ветви деревьев внизу, на уровне третьего этажа.

Собственно, ей пора собираться.

Она взглянула на часы. Вообще-то собираться не обязательно вечером. Она не верила, что кто-то из министерства станет ее слушать. Но, может быть, стоит пойти и послушать, что они скажут ей? Кроме того, она была знакома с Халениусом. Он был у них на вилле за несколько дней до пожара.

Она оглядела лежавший в квартире хлам.

Конкуренция остра как бритва. Выбор невелик – либо ужин в дорогом ресторане, либо целый вечер наедине с железной дорогой Калле.

«Ернет» был одним из тех ресторанов Старого города, мимо которого Анника проходила великое множество раз, заглядывая в его окна, как в аквариум, где жили люди, красивое бытие которых было совсем другим, чем условия ее существования. Там было всегда тепло, там горел яркий свет и сверкали столовые приборы; там в бокалах плескалось дорогое вино, там весело и беззаботно смеялись. На улице, по которой Анника ходила мимо ресторана, всегда было холодно и дул резкий порывистый ветер.

Простенькая маленькая вывеска с названием ресторана, написанным будто от руки, скрипела и скрежетала на ветру. Анника толкнула одну из створок серо-зеленой двери и попала в тамбур. Сразу за тамбуром находился гардероб, в котором хозяйничал коренастый и дружелюбный гардеробщик. Он помог ей снять куртку и при этом не дал номерок и не стал требовать пятнадцать крон на чай.

На часах было десять минут восьмого. Она не хотела опаздывать, но и не желала прийти слишком рано, чтобы потом сидеть здесь в одиночестве, ожидая, когда соберутся гости.

Обеденный зал был очень маленький – не больше десятка столиков.

Джимми Халениус сидел в углу, погрузившись в чтение какой-то вечерней газеты. На столе перед ним стояла кружка пива.

Это была не «Квельспрессен», а какое-то конкурирующее издание.

– Привет, – сказала она. – Ты читаешь не ту газету.

Он поднял голову. Его каштаноые волосы торчали в разные стороны, словно он взял привычку расчесывать их в бессознательном состоянии.

Он встал и протянул Аннике руку.

– Девочка, – сказал он, – садись. Те газеты я уже читал. Даже заучивал наизусть. Не хочешь ли что-нибудь выпить?

– Минеральной воды, – сказала она и повесила сумку на набалдашник спинки стула.

– Советую начать с колы, старушка. Это я тебе говорю.

Она села.

– Не хочешь слушаться папу?

Он скрестил руки на груди, слегка вздернул плечи и улыбнулся.

– В отличие от твоих уловок, мое предложение будет честным и откровенным, – сказал он. – Все останется между нами.

Анника взяла со стола салфетку и украдкой взглянула в глаза статс-секретаря, оценила его обаяние и манеру одеваться.