Бёттгер по обыкновению выдавал желаемое за действительное. Он и впрямь нашел рецепт тонкого белого фарфора, но до китайских образцов ему было далеко. Немалая часть изделий лопалась в печи, глазурь блеском и прозрачностью по-прежнему уступала китайской, а синюю подглазурную роспись и цветные эмали еще предстояло изобрести. Впрочем, Бёттгер считал, что в сравнении с уже сделанным это — мелкие затруднения. Их несложно устранить, было бы время, деньги и опытные работники.

Однако Августа не так легко было убедить: он не спешил вкладывать средства в фарфоровый завод или отпускать Бёттгера на волю. Опыты по получению золота обошлись в целое состояние — и не дали никакого результата. На просьбу о свободе курфюрст ответил, что алхимик выйдет из тюрьмы не раньше, чем откроет секрет изготовления золота. Август потребовал, чтобы с первого декабря 1709 года Бёттгер начал выплачивать ему по пятьдесят дукатов в месяц, пока не наберутся обещанные шестьдесят миллионов талеров. До тех пор он останется пленником короля.

Тем временем Август размышлял, как лучше обратить изобретение в деньги. Исключительно щедрый во всем, что касалось его прихотей, курфюрст с большой опаской вкладывал средства в развитие промышленности, которая, по замыслу, должна была вернуть Саксонии былое процветание. Успехи в изготовлении фарфора его радовали, но он не до конца верил, что алхимик готов начать полномасштабное производство, и потому не спешил выделять из казны новые суммы. Прежде Август хотел знать, сколь обоснована затея. Откуда возьмется глина? Как ее станут доставлять? Будет ли фарфор Бёттгера дороже восточного? А главное, как сохранить рецепт в тайне?

Со смертью Чирнгауза Август лишился надежного советника, знающего практическую сторону вопроса, и потому назначил комиссию из пяти человек. В нее, помимо прочих, вошли недоброжелатель Бёттгера Михаэль Немиц и старый союзник Пабст фон Охайн.

Бёттгер подробно изложил свой замысел. Глина для красного фарфора есть в Цвикау и Нюрнберге; ее надо смешивать с глиной из Плауэна. На белую фарфоровую массу пойдут алебастр из Нордхаузена и глина из Кольдица. Он предлагал создать несколько подразделений в разных местах, чтобы каждый процесс — смешивание, формовка, обжиг и роспись — происходил отдельно. Таким образом работники будут знать лишь то, что делается в их подразделении, а не весь рецепт целиком, и это поможет сохранить тайну.

Касательно того, что делать из нового материала: Бёттгер всегда рассматривал фарфор как драгоценное вещество, наравне с золотом и серебром, имеющее мало общего с другими, утилитарными видами керамики. В представленном комиссии документе он объяснял, какой должна быть продукция его мануфактуры. «Во-первых, красота, во-вторых, редкость, в-третьих, польза. Вот качества, которые делают предмет желанным, ценным и нужным». Итак, ему виделось, что фарфоровые изделия должны быть, в первую очередь, изысканными творениями искусства; практичность, куда менее важная, лишь слегка дополняет красоту.

Внешний оптимизм Бёттгера резко контрастировал с его внутренней подавленностью. Доказывая комиссии, что производство фарфора будет успешным, он тем не менее помнил, что король требует золота. Эта мысль повергала Бёттгера в отчаяние. Он забросил поиски золота в надежде, что Август удовольствуется фарфором и отпустит его на волю, однако король явно не собирался забывать прежние обещания алхимика.

Тем временем печальная участь постигла одного из его собратьев в Берлине. После исчезновения Бёттгера прусский король Фридрих, понимая, что шансы поймать беглеца невелики, взял на службу неаполитанского алхимика Доменико Мануэля Каэтано, который с большой выгодой для себя (хоть и с немалым риском) демонстрировал трансмутацию во многих городах Европы. Фридрих не знал, что незадолго до того, в Брюсселе, Каэтано получил шестьдесят тысяч гульденов под обещание умножить их многократно и тут же загадочным образом исчез. Следующий раз он объявился в Вене, затем в Берлине, где убедил прусского короля, что нашел манускрипты неизвестного алхимика, в которых подробно изложен рецепт изготовления философского камня. Каэтано обещал получить золото в течение шести дней, и Фридрих вперед осыпал его деньгами, подарками и почестями. Прожив шесть дней в роскоши и довольстве, Каэтано вновь бежал — на сей раз в Гамбург. Однако Фридрих выслал за ним солдат; алхимика отыскали и вернули в Пруссию. К августу король окончательно убедился, что Каэтано — жулик, и велел, в назидание другим шарлатанам, обрядить его в яркий златотканый балахон и вздернуть на городской виселице, которую специально для этого случая украсили золотой мишурой, а также отчеканить в память о событии особую золотую медаль.

Хотя Бёттгер, как и Август, по-прежнему верил в возможность получить философский камень, он наверняка понимал, что сейчас не ближе к разгадке, чем десять лет назад в Берлине. Эта мысль повергала его в тяжелую депрессию, и позорная участь, подобная участи Каэтано, представлялась ему неизбежной. Лучше было честно сознаться в своем провале — а там будь, что будет.

На исходе 1709 года Бёттгер в приступе отчаяния написал королю письмо с трогательными стихами, в которых признавал, что пока не может получить золото. Взамен он предлагал Августу свою жизнь:

Впрочем, на счастье Бёттгера, мысли короля в это время больше занимала политика. В июле 1709 года Петр Великий разбил Карла XII под Полтавой. Поняв, что может получить назад польский престол, Август разорвал Альтранштедтский мирный договор, по которому признавал королем Станислава Лещинского, и заключил союз с Россией и Пруссией против Швеции. Теперь, из Варшавы, вопрос о том, что делать с несчастным Бёттгером, уже не представлялся таким значительным, как месяцы назад. Алхимик не сумел сделать золото, зато ему, по крайней мере, удалось получить фарфор, и если, как он обещает, производство окажется выгодным, вся Европа будет смотреть на Саксонию с завистливым восхищением. Кто знает, может быть, Дрезден еще поспорит с Парижем за звание столицы изящных искусств.

Однако войны обходятся дорого. Как ни хотелось Августу обогатиться на изобретении Бёттгера, денег хронически не хватало. Чтобы самому не входить в новые расходы, он решил привлечь внешних инвесторов: тогда весь риск ляжет на их плечи, а ему, в случае успеха, достанутся прибыль и слава. 23 января 1710 года к двери каждой церкви в Саксонии прибили прокламацию на четырех языках. В ней Август объявлял, что основывает королевскую фарфоровую мануфактуру и призывает вкладывать в нее средства, обещая значительную выгоду. Все желающие могли приобрести акции компании с доходом шесть процентов годовых в течение следующих двух лет, не считая дивидендов. В качестве дополнительного бонуса для акционеров доход этот будет выплачиваться фарфором по цене на двадцать пять процентов ниже продажной.

Однако осторожные саксонские купцы не очень-то верили в успех начинания. Дело было совершенно новое, ненадежное. Прокламация не вызвала бурного отклика, на который рассчитывал Август: желающих вкладывать средства в фарфоровую мануфактуру не нашлось. И вновь король был вынужден, скрепя сердце, финансировать Бёттгера из казны.