опять непреднамеренно плюнула на туфли Зопаева Гюля. Заметив его почти невменяемый взгляд, она быстро юркнула в туалет, плотно забаррикадировав дверь.

– А что стало с остальными пленными? – спросил Прилизанный.

– Троих поменяли на шестерых наших гражданских. В основном старики, женщины, дети. В каком виде их возвращали – я промолчу…

Одного расстреляли. Он был участником налета на Казахское село Баганис-Айрум14. Лично зверствовал. Сжигал заживо людей.

– А вы откуда знаете? – нетерпеливо спросил Прилизанный. – У вас что, своя крестьянская разведка имеется?

Ганмурат посмотрел на него, как на пустое место. Бакинец демонстративно чихнул.

– Батюшка, поверьте, его крестьянская разведка тогда лучше работала, чем все ваши навороченные конторные спецслужбы вместе взятые. Они, смею заверить, днем друг друга обстреливали, матюкали по рации, а ночью сидели под деревом каждый со своей кирвой15 в обнимку и пили тутовку16, вспоминая братское сосуществование двух народов в славные советские времена.

– Это не война, а какая-то трагикомедия, – чуть не лопнул от злости Прилизанный.

– Во-во, наконец, допетрили, – довольно крякнул Бакинец.

– Ну что ж, подвел итоги я, – рассказ Ганмурат бека, кажется, будет самый реалистичный и поучительный.

– Чересчур кровавый… – недовольно пробурчала Гюля.

– Уж какой есть, – заметил Длинный.

Аталай с восхищением похлопала в ладоши.

– Вы мой герой, Ганмурат бек. Браво! Жаль, что вы не городской и на 20 лет не моложе. Я бы вас на себя женила.

Ганмурат покраснел, как первоклассник перед училкой, и усердно начал прочищать горло.

– Гражданочка, вы, кажется, и сейчас не прочь отведать мясо старого медведя, – опять залыбился Бакинец.

– А вы заткнитесь, вонючий негодяй. Я вам свой ворованный поцелуй никогда не прощу.

– Да ладно, – с досадой проворчал Бакинец и надул в поцелуе губы, – я согласен его вернуть.

– Только попробуй! – в истерике взвизгнула Аталай.

Тот испугался.

– Не буду. Лучше расцелуюсь с крокодилом… И вообще, у меня есть свой рассказ. Не менее интересный.

– Никогда не поверю, что такой мозгляк, как вы, способны на героический поступок, – продолжала шипеть в негодовании Аталай.

– Да он продаст свой Карабах за 30 сребреников, – подала голос и Гюля.

– А ну, цыц! – вдруг заревел Бакинец. Все вздрогнули.

– Раскудахтались!.. Да как вы смеете, бабье! Это единственное святое, значимое, что осталось у нас от нашего прошлого. Я требую уважения к ветерану проигранной войны!

Его маленький кулачок стукнулся об стол. Кажется, он еще и прослезился. А может у него конъюнктивит был…

Все замолчали и задумались. Карты-то лежали хоть и разных мастей, но из общей колоды. Я понял, что пора направить диалог в нужное русло.

– Война вообще-то еще не окончена, братец, ты траур не разводи. Пока не возвратим последнюю пядь отцовских земель, она будет продолжаться, да хоть… Давай просто послушаем твой рассказ. Будем надеяться, что он окажется таким же интересным, как у Ганмурат бека.

Бакинец немного пофыркал, бросая недобрые взгляды на наших дамочек, и начал:

История вторая. Что за странное племя – бакинцы…

Им посвящаю.

– Ну, не знаю, будет ли интересней мой рассказ или нет, – он украдкой посмотрел на мрачного Ганмурата, буравящего его взглядом, – не хочу ссориться с этим горным субъектом, мы в разных весовых категориях. Я просто расскажу свою историю. А вам судить, насколько она заслуживает внимания…

Так вот, случилось это в мае 1992 года, когда армяне захватили Шушу. Тогда под Туршсу, при небольшом поселке под Шушой, дислоцировалось огромное количество нашей живой силы и техники. Все были решительно настроены на победу. Нам казалось, что с такими силами мы вернем не только непонятно как утраченный город, но и все наши оккупированные земли…

– Я тоже там был, – торопливо и немного с волнением перебил его Ветеран в тельняшке. – Оказывается, мы с тобой в одной упряжке ходили, братан. А почему я тебя не увидел?

– А он маленький, его не видно было, – захихикала Гюля.

– Или спрятался где-нибудь в полевой кухне, – уверенно добавила Аталай.

Бакинец мрачно просверлил их взглядом.

– И за них… я воевал!

– Ладно, вы, вояка! Не отвлекайтесь и валяйте свою историю, – недовольно пробурчал Прилизанный.

Бакинец важно прочистил горло:

– …И по чьей команде эта рать повернула обратно в Баку, ей богу, до сих пор не понимаю. Хоть и каждый год об этом ведут передачи, начинают какие-то странные расследования, но на простой вопрос, по ком должен звонить колокол правосудия, даже спустя 25 лет никто не ответил…

В общем, наш танковый взвод, проверяя подступы к городу Шуша, в селе Зарыслы, попал в засаду. Мало того, что нас прицельно били со всех близлежащих высоток, танк, в экипаже которого был и я, еще и подорвался на мине, видимо, на одной из модификаций ТМ, скорее57 или 62, так как зацепило гусеницу, разрушило ходовую часть, вывело из строя средства наблюдения, связи и прочее. Этих мин и у нас, и у армян на складах много оставалось… Противник, информированный о предстоящем контрнаступлении наших сил, успел заминировать все вероятные подступы в направлении города Шуша.

Я сильно стукнулся головой о люк и отключился. Меня еще и контузило при взрыве – лопнули обе перепонки, уши кровоточили. Как я потом узнал, открыв люк и пытаясь спастись, два моих товарища погибли на месте. Обоих сбили снайперы. Я лежал на дне танка, прикрытый телом одного из них, другой упал за борт.

Место было неудобное. Речку с обеих сторон обрамляли скалы, образуя узкий проход. Где-то вполне могли окопаться гранатометчики. Чтобы сохранить две другие машины и сочтя нас убитыми, наши отступили.

Пришел я в себя то ли от холода, то ли от человеческой речи. И с ужасом понял, что речь это произносится на армянском языке…

– А вы что, знали армянский? – перебила рассказ Аталай.

– Как тебе объяснить, моя крошка? В отличие от вашего компьютерного поколения каждый бакинец советского времени, если даже не понимал, то отличал армянскую речь от французской. А я даже понимал, потому что родился в Завокзальном районе, в доме, где чуть ли не половину жителей составляли армяне. Хотя и они в основном общались на русском, как и многие бакинцы.

– Не мешай! – одновременно рявкнули на нее несколько человек.

Лицо Бакинца расплылось в довольной улыбке, и он продолжил…

– Я понял, что уже стемнело, когда луч фонаря заиграл внутри кабинки. У меня хватило соображения прикинуться мертвым, хотя я и так был парализован страхом. Луч также чуть осветил небритую носатую и ушастую морду тролля, наклонившегося в отверстие люка. Он почему-то понюхал воздух и