Ворочался, чертыхался, поджимал ноги, но спал! И это главное. За вчерашний день намаялся как собака. Часов в восемь утра, когда я проснулся и зашуршал бэгом, пытаясь достать «стопник» и определить местонахождение города Чаплыгина, меня обнаружила молоденькая проводница и депортировала, сославшись на возможных ревизоров. В общем вагоне было уже более-менее свободно, сердобольные соседи угостили глуховскими баранками с чаем. Ништяк!

Первое, что я сделал в Воронеже, это сожрал подряд два копеечных, но вкуснейших шоколадных мороженых. К шести на электричке добрался до Мичуринска. Из этого зачуханного городишки, названного именем великого человека, который призывал нас не ждать милостей от природы, а брать их самим (что мы успешно и делаем), я доехал до Богоявленска. Оттуда снова перегон общим вагоном, и вот, здравствуй Чаплыгин, моя малая родина!

Долго петлял по улицам, искал знакомые дома. Нашел- таки, что очень удивительно, ведь лет восемь, а то и больше, здесь не был.

— Хозяева!

Из дома вышел дядя Саша. Постарел, усы отрастил. Седина пробивается.

— Иди, иди отсюда, по понедельникам не подаем!

Я даже растерялся. Готов был к любому приему, только не к такому. Но вовремя сообразив, что с детских времен я изменился до неузнаваемости, засмеялся.

— Собаку спущу, — приветливо пригрозил дядя Саша.

— Это ж я, Гена Авраменко, ваш двоюродный племянник или как я там называюсь!

На крыльце показалась баба Шура.

— Генка, малец, ты что там за околицей стоишь? А ну в дом!

Узнала!

Не скажу, что прям обрадовались, но удивились точно. Дальняя родня с маминой стороны всегда была какая-то странная, грубая и прижимистая. Может, они тихо презирали нас за то, что мы городские, может, бабушка сто лет назад что-то с кем-то не поделила, но чаплыгинские две сестры всегда стояли особняком от двух сестер московских. Пару раз в детстве меня привозили сюда отдыхать, мы ездили на рыбалку с дедом Павлом и дядей Сашей, хорошо было.

У дяди Саши с тетей Наташей, кроме выросшего Сережки, теперь еще малец, четырехлетний Юрка. Баба Шура все такая же строгая и хорошая.

Прокатились на «Урале» дяди Сашином. Удивительно, даже не подозревал, что мотоциклы живут так долго, ведь я на нем еще в восьмилетием возрасте рассекал. Потом самогон пили, о жизни разговаривали. Когда напились, выяснилось, что нужно ехать за травой для крольчихи, мы с Сережей оседлали велики и поскакали. Навернулся спьяну, естественно, разбил локоть.

Поехали спозаранку рыбу «лавить», как у них тут говорят. Дядя Саша завез нас с соседом Сашкой Ваниным на озерцо, рассредоточились с удочками. Прет одна мелочь, больше пол-ладони никто не поймал. Наловили этой мелочи каждый по половине садка, да и решили уезжать. Помню, в детстве мы здесь на каких-то торфяных болотах ловили золотых карасей, кажется. Или карпов. Тогда это казалось волшебством — золотые рыбки, настоящие! Врезались в память, у нас в Подмосковье-то обычные, серебристые, ничем, кроме солитера, не примечательные.

А вот что помню как сейчас, так это озеро с карпами. Ловили там на «резинку» как-то с дедом. Колокольчик вздрогнул, подсекаю — есть! Начинаю осторожно вытягивать и понимаю, что зацепился за что-то. И вдруг — бах! — на поверхность столб воды, плеск, грохот. И все забегали сразу, засуетились.

— Отдай мне, малец, я щас вытяну!

Ага, разбежались. Тащу осторожно, леска руки режет, дед орет что-то. Подтянул к кромке берега, кричу:

— Подсачек, подсачек давай!!!

Оборачиваюсь, а мужики стоят разинув рты и не шелохнутся. Смотрю я на добычу повнимательнее, вблизи, и понимаю, что сачок тут явно бесполезен, карп размером с деда, не меньше. Леску поднимать нельзя, сразу оборвется, что делать — тоже неясно. Рыбина посмотрела на нас грустно, ткнулась мордой в кромку и медленно, беззвучно ушла. Я тут же, в чем был, сиганул за ней в воду, рука скользнула по склизкому боку, и только. Меня никто не ругал, не возмущался, все понимали, что взять эту громадину голыми руками невозможно. Кто-то из мужиков сказал, что о таком диве и не слышал даже никогда и, скорее всего, это был царь всех карпов, поэтому надо немедленно отсюда, с озера, сваливать. Надо ли говорить, кто был героем дня?

После обеда копал землю и поливал помидоры. Судя по лицам моих родственников, они уже безумно рады, что я приехал. Еще бы!

Уже второй раз за поездку вкалываю, как рабыня Изаура на фазенде.

Завтра заканчивается первая часть моего путешествия. Ровно через месяц после его начала, что примечательно.

День прошел как-то незаметно. Спал до полудня, поел, почитал. По привычке уже полил помидоры. Накопал корней репейника на поле — сказали, что, если их отваром голову мыть, моя проклевывающаяся лысина вновь зарастет волосами. Верится с трудом, но попробовать, возможно, стоит.

На вокзале купил билет на девять вечера. Попрощались с родней. Звали еще приезжать, но есть стойкое ощущение, что я их больше никогда не увижу. Никого. Смычка города с деревней удалась не особо.

В поезде на соседней полке ехал парень лет восемнадцати, лохматый, с пробивающейся бородкой. Дай, думаю, спрошу почитать чего-нибудь. Он дал мне несколько религиозных книжек. Пролистал — вроде все правильно, но что-то не так. Не «Белое братство», но тоже шняга какая-то. Оказалось, это Истинная Православная церковь. Опять на извращенца нарвался. Этот, правда, грузил не особо, но все-таки достал. Приглашал к ним прийти, Китайский проезд, дом 7. В чем отличие церквей, объяснить он мне так и не смог. Хреноватая у этих миссионеров подготовка.

В Москву приехал часов в пять, замерзший, как Челюскин на льдине, — в поезде ночью почему-то было очень холодно. Дождался открытия метро и домой, в Зеленоград.

Мама обрадовалась, соскучилась. Я тоже, не скрою. Правда, тут же начала орать, какого черта меня понесло в Чаплыгин, они, мол, там и так как с цепи сорвались, теперь всю оставшуюся жизнь будут рассказывать, как к ним незваный гость приезжал. В чем причина всей этой семейной неприязни, объяснить так и не смогла. Похоже, что она и сама этого не знает.

Мама сказала, что мне сегодня будет звонить куча народу: Танька Львенок, иностранец (это, видимо, Жильвинас), из Крыма насчет гитары и еще толпа, не считая Немета.

Перезвонил в Вильнюс, сказал Жилу, что если ничего не изменится, то в понедельник, к вечеру, буду у него. Причем решение ехать возникло прямо во время разговора. Такая тоска накатила, хоть вой. Не успел приехать, а уже опять в путешествия тянет.

День получился насыщенный. Забрал у бывшего коллеги Колобка деньги, последнюю зарплату с завода. Колобок тоже устал там пахать, хочет сваливать куда-нибудь.