— Пожалуй и так. Ещё что-нибудь?

— Почему Вы без обуви?

— Прочувствовать каждый шаг долгого пути.

— Зачем?

Девушка вздохнула.

— Каждый шаг — это время. Когда ты стоишь на одном месте, не чувствуешь, сколько времени прошло: один только ориентир — солнце, да и то ненадёжный. А если его нет? Если ты один посреди вселенной и стоишь на одном месте? Время-то идёт, просто ты его не ощущаешь. А начинаешь идти, и время начинает идти с тобой. Но что такое время? Всего лишь единица ушедших часов. А вот если ты идёшь босиком, если каждый твой шаг стоит хоть каких-нибудь усилий, то время начинает иметь цену. Понимаешь, о чём я?..

Что-то резко дёрнуло Еву вниз, под воду. Что-то тёмное, страшное, что-то, у чего были белые глаза-светлячки, схватило её за ноги и тащило на дно, заставляя задыхаться от нехватки кислорода. Лёгкие начинало жечь; казалось, ещё мгновение, и она не выдержит, сделает полной грудью один большой неосторожный вдох, и холодная озёрная вода вольётся в неё, уничтожая то единственное пустое, что было до этого в озере.

Ева пыталась скинуть с себя цепкие лапы… чего-то, что представляло из себя нечто бесформенное, тёмное и лохматое, но, конечно, всё было тщетно: тьма держала её крепко, и страх, вселяемый её белыми слепыми глазами заставлял сердце биться чаще, почти что в конвульсиях. В конце концов, Ева почувствовала, что не выдерживает, и большие прозрачные пузыри воздуха поплыли прямиком от её рта к поверхности озера. Где-то наверху по водной глади разошлись широкие тонкие круги.

Ева почувствовала, как ледяное озеро вливается в её лёгкие, пропитывает их собой, как губку, страстно желая заполнить образовавшуюся пустоту, и мокрая одежда тянет её вниз, дальше ко дну. Ноги коснулись шёлкового, мягкого, бархатного песка. Тьма отпустила её и вынырнула прямо перед ней, практически сливаясь с окружающей мглой озера, только мерцали белёсые слепые глаза без зрачков. Ева подняла глаза: где-то там, наверху, большим светлым пятном расплывался по поверхности озера полупрозрачный солнечный луч, постепенно растворяясь в глубине и теряясь среди живой и вязкой мглы. Кто-то тронул её за руку.

— Ты как здесь? — спросил её певучий мелодичный женский голос. Ева обернулась и увидела Марию.

— Вы говорите по-русски? — почему-то первым делом спросила Ева. Пожилая женщина стояла от неё в паре метров и смотрела на девушку слегка раскосым, плывущим взглядом — впрочем, может быть, всё дело было в воде.

— Это ты сейчас говоришь на латыни.

— Я? Я не знаю латынь.

— Все, кто умирает, начинает говорить на латыни.

— Но я не мертва!

— Кто знает… — как-то флегматично заметила Мария и посмотрела наверх: там, на едва ощутимых волнах, качалось солнце. — Я тоже когда-то не сразу поняла, что случилось.

Ева пару раз сморгнула, чтобы убедиться, что ей не мерещится: лицо пожилой женщины постепенно начало преображаться, разглаживаться, молодеть, и вот перед ней стояла уже красивая дама лет сорока, если не тридцати, с крутыми бараньими рогами на голове.

— Что… Что случилось?

— Что случилось? — как будто сонно повторила женщина, качаясь из стороны в сторону вместе с течением. Она подняла связанные на запястьях руки с прицепленной к ним гирей и показала Еве. — Меня утопили. Взяли и утопили. Даже не спросили, хочу я этого или нет.

— Что Вы несёте?!

— Тяжкое бремя бесконечности существования, — равнодушно ответила женщина. Веки чуть опустились, и теперь она словно действительно спала с открытыми глазами, смотрящими и в пустоту, и на что-то конкретно одновременно. — Ты понимаешь меня.

— Нет, не понимаю.

— Понимаешь, не спорь! — вдруг вспыхнула женщина, и правда загораясь. — Врёшь сама себе. Всегда. Постоянно.

— В чём?! — практически со слезами на глазах воскликнула Ева, чуть отплывая назад. Она уже ничего не понимала. — Я ни в чём себя не обманываю.

— Ложь! — крикнула женщина и вскинула бараньими рогами, как будто боднула кого-то невидимого. — Было. Всё было.

— Что было? — уже не надеясь на нормальный ответ, почти прошептала Ева себе под нос и тут же об этом пожалела: в глазах женщины мгновенно вспыхнули жёлтые янтарные огоньки.

— Оно — бремя существования, которое ты хотела скинуть. Так ведь? Так ведь? Отвечай!

— О чём Вы?..

Ева расплакалась: ей было очень страшно. Тут вдруг мохнатая вязкая тьма, которая до этого качалась на невидимых волнах вместе с озером, выплыла из-за спины Евы и большим чёрным облаком перетекла к женщине, принимая какую-то более-менее очерченную форму.

— Ты пугаешь её. Ей страшно.

Женщина, кажется, даже немного ожила и вопросительно подняла брови.

— Это моя прерогатива. Оставь этот труд мне, — сказала тьма и протянула женщине руку. Та посмотрела на мглу приятно удивлённым взглядом, слабо усмехнулась, буквально одним уголком губ, и вложила свою ладонь в чернильную сажу ночи. — Тебя только что утопили. Наверное, это тяжёлая работа — умирать. Тебе стоит отдохнуть.

Женщина с бараньими рогами на голове сначала опустила взгляд вниз, на дно, некоторое время рассматривала бурый охристый песок у себя под ногами, очевидно, что-то обдумывая, а затем снова подняла глаза на угольно-чёрное облако рядом с собой и улыбнулась уже шире, но всё равно как-то коротко, как будто даже надменно и высокомерно.

— Ладно. Пусть будет по-твоему.

— Тогда потанцуем? — улыбнулась одним голосом тьма.

Они тоже танцевали красиво — особенно красиво это выглядело на фоне тёмной глубинной синевы озера и мутного зеленовато-бурого песка с редкими вкраплениями водорослей. Можно было бы подумать, что женщина танцует сама с собой, если бы вокруг неё не кружилось большое чернильное пятно с двумя блестящими глазами-светлячками. Ева, медленно облегчённо выдохнув, опустилась на дно озера и сложила ноги крест накрест.

— У тебя есть вопросы, — кинула как бы невзначай женщина с бараньими рогами на голове, когда пара стремительно промелькнула рядом с Евой. — Спрашивай.

— Вас правда утопили?

— Было дело. Относительно недавно.

— Где?

— В Неве.

— За что?

Женщина глубоко вздохнула и положила голову с тяжёлыми рогами тьме на плечо.

— Просто за то, что я была — пожалуй, больше ни за что. Ещё вопросы?

— С кем Вы танцуете?

— Со своим мужем. Дальше.

— Зачем?

Женщина снова вздохнула, как будто Ева спрашивала что-то очевидное.

— Чтобы немного отвлечь тебя от страха, а то, когда боишься постоянно, он несколько приедается и становится не таким уж и страшным, а так, после небольшой передышки, бояться всегда в разы страшнее. Так ведь?

Тьма кивнула.

— Он знает в этом толк, поверь. Он вселяет страх. Он и есть страх.

— А Вы кто?

Женщина усмехнулась.

— Я? Я его жена.

— И всё?

— Любимая жена. Единственная душа, которую он