красного дерева. На нем расположился серебряный поднос с дымящимся чайником, а у дальнего окна спиной к вошедшим стояла женщина средних лет в черном наряде.

– Мисс Куик, – сказала она, поворачиваясь. – Я слышала о вас много любопытного. Проходите. Мистер Коултон возьмет ваш плащ.

– Предпочту не снимать его, – ответила Элис, все так же сжимая в кармане револьвер.

Женщина представилась давно овдовевшей миссис Харрогейт, одной из сотрудников института Карндейл – доверенным лицом этого учреждения здесь, в Лондоне. Элис внимательно наблюдала за ней. Эта женщина походила на экономку во всем, за исключением взгляда. Ей можно было дать лет сорок или даже пятьдесят. Она плавно прошла по ковру, сложив перед собой руки с покрасневшими, словно от щелочи, пальцами, на которых не было ни одного кольца. Ее щеку, переносицу и один глаз покрывало большое фиолетовое родимое пятно, отчего читать выражение ее лица было трудно. Она поджимала губы, будто только что отведала нечто весьма кислое, а в ее темных глазах блестела безжалостность. Косметикой она не пользовалась. На груди у нее висело единственное украшение – серебряный крестик.

– Я уродлива, – призналась она совершенно искренне.

– Вовсе нет, – покраснев, произнесла Элис.

Миссис Харрогейт жестом предложила ей сесть и тут же села сама; после секундного размышления Элис последовала ее примеру. Коултон налил им чаю, а затем растворился в тени, пока хозяйка объясняла, что ей нужно. По ее словам, все было довольно просто, хотя, возможно, и немного необычно. Институт Карндейл был благотворительной организацией, заинтересованной в благополучии особых детей – детей с редким заболеванием, которые не могли получить лечение в других местах. Работа Элис заключалась в том, чтобы разыскивать этих детей, располагая их именами и информацией об их примерном местонахождении. Как только они будут обнаружены, мистер Коултон привезет их сюда, в Сити. А она, миссис Харрогейт, проследит за тем, чтобы их благополучно доставили в институт. Элис должна будет подчиняться непосредственно мистеру Коултону, а он обязуется следить за тем, чтобы ей платили, покрывали все связанные с поисками расходы и прочее. С ней заключат контракт до конца года, и, если институту понадобятся ее дальнейшие услуги, он будет продлен. Миссис Харрогейт заверила Элис, что все это вполне законно, но подчеркнула, что будет необходимо все же проявлять осторожность, а потом выразила надежду на то, что условия покажутся ей удовлетворительными.

Элис разглядывала темный чай в чашке, но не пила его. Она думала о детях.

– Ах, – продолжила миссис Харрогейт. – Вы хотите спросить, как быть, если наши маленькие пациенты не захотят ехать?

Элис кивнула.

– Мы не занимаемся похищениями, мисс Куик. Если дети не захотят ехать, то принуждать их никто не станет. Хотя, на мой взгляд, такое маловероятно. Мистер Коултон… умеет убеждать.

Элис подняла глаза:

– Что вы хотите этим сказать?

– Ну… вы же пришли сюда, не так ли?

Элис почувствовала, как у нее краснеют щеки.

– Вряд ли это то же самое.

Миссис Харрогейт улыбнулась и отпила чай.

– Этим детям станет только хуже, если никто не будет лечить их, мисс Куик, – сказала она через мгновение. – Как правило, этот факт быстро убеждает.

– А их родители? Они приезжают с ними?

Миссис Харрогейт помедлила, наполовину поднеся чашку к губам, а затем наклонилась, словно собираясь поведать великую тайну:

– Все эти дети – несчастные сироты. У них нет родителей, понимаете ли. Они сами по себе в этом суровом мире.

– Все?

– Все, – нахмурилась миссис Харрогейт. – Похоже, таково одно из условий.

– Вашего института?

– Заболевания.

– Так оно заразно?

Миссис Харрогейт слабо улыбнулась:

– Это не чума, мисс Куик. Вы им не заразитесь и не заболеете. Не стоит об этом беспокоиться.

Элис не была уверена, что понимает. Она попыталась представить, как странствует по миру, одного за другим выслеживая больных детей и забирая их, словно какое-то чудовище из сказки. Девушка медленно покачала головой. Всегда можно заняться чем-то еще.

– Я до сих пор не понимаю, в чем именно будет заключаться моя работа, – неохотно произнесла она.

– Как же? В том, чтобы помогать детям.

– Красть их.

Миссис Харрогейт снова улыбнулась:

– Ну, не стоит драматизировать. Возможно, вам станет яснее, если я расскажу вам то, что известно мне. Я знаю не очень много. Вероятно, вы слышали о Королевском обществе, не так ли? Здесь, в Англии, оно стало провозвестником нового организованного научного подхода к изучению окружающего мира. На одном из первых заседаний перед членами общества предстала слепая девушка с необъяснимой способностью: она утверждала, что видит мертвых. Но никто из ученых не хотел обманываться – такие заявления люди делали на протяжении столетий; однако, как бы это их ни смущало, никто из них не мог доказать, что девушка говорит неправду. Особенную неловкость испытывали анатомы. Примерно через год был основан институт Карндейл, посвященный изучению именно тех феноменов, что выходили за рамки научных исследований. В первый же месяц в него доставили сестер-близняшек из деревушки в Уэльсе. У обеих в пятилетнем возрасте проявились необычные способности. Были и другие дети со схожими – если можно так выразиться – симптомами. С тех пор институт разыскивает таких детей, чтобы вместе с ними работать над исследованием их болезни.

– Работать в каком смысле?

Миссис Харрогейт перехватила ее взгляд. Глаза у нее были очень темными.

– Их тело, мисс Куик, способно на невероятные, – тихо произнесла она, – на самые странные вещи, насколько можно судить. Затягивать раны, трансформироваться.

Элис не знала, что сказать.

– Я не понимаю.

– Я тоже. Я не эксперт. Но, полагаю, не обязательно обладать научным складом ума, чтобы понять, как это могут воспринимать окружающие: как… даже не знаю… как некое чудо.

Элис с беспокойством посмотрела на миссис Харрогейт, пытаясь понять, к чему она клонит.

– Прошу прощения? – тихо сказала девушка.

– Да?

– Почему вы обратились именно ко мне?

– Вы сами понимаете почему.

– Есть и другие детективы.

– Но не такие, как вы.

Элис провела языком по пересохшим губам. До нее начало доходить.

– И… кем вы меня считаете?

– Свидетелем, конечно же.

Миссис Харрогейт разгладила платье.

– Да будет вам, мисс Куик, вы же не думаете, что мы не провели соответствующие исследования?

Элис ничего не ответила, а миссис Харрогейт достала сумочку и вынула из нее длинный коричневый конверт. В нем лежали документы, один из которых она начала зачитывать вслух:

– Элис Куик из Чикаго, штат Иллинойс. Это вы, верно? Вы выросли в религиозной общине Адры Норн в Бент-Ни-Холлоу под опекой своей матери?

Элис ошарашенно кивнула. Она не слышала этого имени долгие годы.

Странное лицо этой похожей на экономку женщины смягчилось.

– В раннем детстве вы стали свидетелем некоего чуда. Вы видели, как Адра Норн зашла в костер, постояла в нем, а затем вышла без единого ожога. О да, эта история довольно известна в определенных кругах. Наш директор, доктор Бергаст, состоял с Адрой Норн в переписке. Фактически они были знакомы на протяжении многих лет. Очень печально, что с вашей матерью случилось то, что случилось. Лично мне вас очень жаль. И ее, разумеется, тоже.

– Она была психически нездорова. И остается такой и сейчас.

– Тем не менее.

Элис встала. Она выслушала достаточно.

– Вам следует проявить жалость к людям, которых она сожгла заживо, пока те спали, – сказала она. – Приберегите ее для них.

– Мисс Куик, прошу вас, сядьте.

– Я сама найду дорогу к выходу.

– Сядьте.

Голос был холодным, мрачным и глубоким, как будто принадлежал гораздо более старой и грубой женщине. Элис в ярости обернулась, но с удивлением увидела, что миссис Харрогейт вовсе не выглядит властной: все те же округлые формы, то же родимое пятно, те же красные пальцы, тянущиеся за второй чашкой чая.

– Мисс Куик, вы, как никто другой, знаете, сколько страданий причиняют предрассудки, как быстро рождается страх. Вы нужны этим детям.

Элис замерла, сжав кулаки. Коултон спокойно стоял возле вешалки для шляп, свободно опустив руки. Выражение его лица, скрытого полями котелка, было нечитаемо.

– А если я откажусь?

Но миссис Харрогейт лишь мягко улыбнулась и налила себе чай.

Конечно же, Элис не отказалась.

И вот она, выбившаяся из сил и забрызганная грязью, делает то, чего поклялась не делать: бродит по всему миру среди несчастных и обездоленных, точно чудовище из сказки, с пустыми скрюченными руками, желая украсть восьмилетнего ребенка.

Ремингтон находился в тридцати милях к северо-востоку от Блумингтона, далеко от магистральной ветки. Сойдя с поезда, Элис прошла в другой конец города и, даже не собрав дорожные чемоданы, купила билет в старомодный почтовый вагон, уезжавший в тот же