заодно обсудив следствие по убийству, подробно остановившись на эпизоде с кровью из носа… Но, как говорится, в подобных случаях выбирать не приходится.

Я скроил некое подобие улыбки, уточнил у мадам Лево конкретный адрес собора и в очередной раз уселся за руль автомобиля, вознеся отчаянные мольбы богу, чтобы выступление хора не было чересчур нудным и бесконечным. Ко всему прочему, я был чертовски голоден.

На мое счастье песнопения в храме прошли, как говорится, на одном дыхании. Все было очень мило: при входе вновь прибывших встречал энергичный старик в сутане, представившийся мне как кюре Жюль и с особой пылкостью пожавший мне руку, после того как я сообщил, что являюсь представителем «Садов».

– Очень рад видеть вас, уважаемый! «Сады Семирамиды» и лично мсье Муар всегда выделяют нам кругленькую сумму, не дожидаясь нашей просьбы. Все деньги идут на наш хор – на плату хормейстеру, на костюмы исполнителей, на поездки коллектива по всей Франции… Вы сами ни разу не слышали выступление нашего хора? Чудесно! Уверен, вы будете приятно удивлены. Как сказал кто-то из наших гостей, такое впечатление, что в стенах собора поют ангелы!..

Ангелы – не ангелы, но выступление мне действительно пришлось по душе: прекрасное звучание органа, высокие чистые голоса, чудесная акустика древних каменных стен собора, уносившихся ввысь вместе с песнопением – все вместе имело чудесный эффект, так что под финиш я восторженно рукоплескал выступлению, на какой-то момент позабыв даже о своем волчьем голоде. Когда же обиженный желудок ненавязчиво напомнил мне о своей пустоте, меня в очередной раз оторвало от гастрономического направления мыслей неожиданное знакомство.

Едва я вышел из собора, намереваясь побыстрее сесть за руль и отправиться на долгожданный ужин, как мне на плечо легла чья-то рука.

– Мсье Ален!

Я обернулся. Передо мной стояла симпатичная и совершенно незнакомая мне девица в темно-синем пальто с капюшоном: белокурые пряди волос, карие глаза, припухлые губы. Она улыбалась мне восторженной улыбкой школьницы, берущей автограф у Джонни Деппа.

– Вы меня не узнали, мсье Ален? Между прочим, я играла богоматерь Марию в спектакле «Визит трех волхвов». А несколько минут назад я пела в соборном хоре. Боже мой, какая же я незаметная!

Она весело расхохоталась собственной шутке, по всей видимости, ожидая от меня ответного комплемента по поводу ее «незаметности». Пришлось улыбнуться с легким полупоклоном.

– Вы очаровательны, мадмуазель. Просто я не был на премьере спектакля, а в этом соборе не так-то просто рассмотреть каждого участника хора… Но, между прочим, про самого себя я точно не могу сказать, что я – Марлон Брандо. Откуда же в таком случае вы меня знаете?

Она вновь весело рассмеялась.

– Все очень просто: вы – сын владельца «Садов Семирамиды» или просто «Садов», Ален Муар. Я видела вас на распродаже в салоне на улице Тутти. И, между прочим, мой парень работает у вас…

Тут девушка интересно понизила голос и таинственно прищурила свои выразительные глазки.

– Возможно, вы его знаете – Франсуа Шюни. Признаюсь, немного странно, что он не пришел на этот концерт, ведь я его лично приглашала. Вы не могли бы передать ему, что я обиделась? Скажите: Селин обиделась на тебя, дурачок. Хватит умирать от страха, все в порядке.

Она произнесла реплику для Франсуа Шюни так, как произносят реплики актеры на сцене, после чего резко развернулась и едва ли не побежала прочь от собора, словно боялась (или надеялась?), что я побегу за ней вслед.

Признаюсь, хоть неожиданное сообщение слегка и сбивало с толку, но у меня и на мгновение не мелькнула мысль организовать погоню – я просто пожал плечами и направился к своей машине.

Усевшись за руль, я сделал отзвон Андрею, договорившись встретиться с ним в том же ресторанчике, где мы так славно пообщались прошлым вечером, после чего и сам отправился туда.

Глава 8. Кровь из носа

В этот вечер мы с Андреем оказались одинаково голодны. Я – после всей катавасии дня с церковным хором под финиш, он – из-за многочасового допроса в полиции, напористых приставаний прессы на протяжении всего дня и последней новости относительно его театра «Луна» на «десерт».

– Попытайся представить себе тот дивный фарш, в который превратились мои мозги после этого бесконечного допроса! – почти блаженно откидываясь на спинку стула после дивного ростбифа с ананасами, проговорил он своим раскатистым баритоном. – Затем все эти дурацкие вопросы журналюг… Ну, а логическим завершением маразма бытия стал звоночек от директора реабилитационного центра: уважаемый мусье Бессон, с прискорбием спешу сообщить вам, что из-за ужасных убийств мы вынуждены закрыть ваш театр. Если после того как все успокоится и разъяснится будет возможность вновь его открыть, мы непременно дадим вам знать…

Он горько усмехнулся.

– «Непременно»! Разумеется, я пылко поблагодарил, заверил, что прекрасно понимаю его позицию и все в том же духе. Но, поверь мне на слово, мой добрый друг Ален: будь моя воля – прибил бы негодника, и это был бы четвертый труп от реабилитационного центра.

Официант принес нам порцию коньяка на пару с кофейником ароматного кофе. Теперь, ощущая сытость и полное довольство собою и собственной жизнью, я начал задавать интересующие меня вопросы.

– Осторожно, Андрей! Хватит с нас и трех трупов. Кстати сказать, я таки урвал минутку, чтобы прочитать пару сегодняшних газет. Знаешь, какая последняя, очень даже популярная, версия убийства? Убийца – русский режиссер Андре Бессон, который хотел отомстить малышу Нико за его вечные издевательские насмешки и, возможно, еще за что-то, что пока остается для всех тайной. Андре позвал парня на пару минут в сквер якобы для того, чтобы сделать эффектные кадры при лунном свете, а вместо фотосессии зарезал насмешника. Но тут ему немного не повезло: за «коллегой» втихаря последовали его приятели-«волхвы»… Пришлось прирезать их также – за компанию; при том за стариком Пьеро для этой цели даже пришлось устроить погоню…

Неторопливо произнося свой монолог, я наблюдал за лицом Андрея: при первых же словах моего рассказа парень выразительно вздернул бровь. Можно было поклясться, что он также читал вечерние газеты, но ничего кроме страшного раздражения фантазии журналистов у него не вызывали.

– И?..

Вздернув подбородок, он с насмешкой смотрел на меня. Я с миролюбивой улыбкой откинулся на спинку кресла.

– Что – «и»? Я хотел бы услышать твое мнение на счет этой версии.

В его усмешке появилась нотка злости.

– Меня сегодня раз сто спрашивали, зачем я таскал фотик на груди, а я раз двести объяснял, для чего: для того, чтобы делать