Шрифт:
Интервал:
Закладка:
От таковой наглости у Наденьки все слова в горле застряли. Она только открыла рот, как рыба на берегу.
— Правильно делаете! — сама себе ответила Шиншина. — Вот и я говорю Константэну: дыши воздухом. — Богачка повернулась к Шишмареву и повторила, приказывая: — Дыши воздухом!
И граф покорно задышал. Будто он был мальчиком и послушался приказа маменьки. Или он был слугой?..
Но Наденьку все же было не просто сломить. Она пришла в себя и проговорила притворно радостно:
— Мы рады вас встретить, месье граф и мадемуазель! И мы тоже погуляем.
И Наденька ткнула Романа локтем:
— Помогите мне, месье Шварц!
Роман вышел из кареты и помог спуститься девушке. Та сошла на снег, как королева. Вскинув подбородок, приблизилась к Шиншиной с царственной грацией. Улыбнулась старухе прелестно и молодо и проговорила, обращаясь в пространство:
— У меня в карете шаль, принесите, пожалуйста!
И тут у Романа словно пелена с глаз спала и настоящая картинка возникла в мозгу. Наденька позвала его на Тверской бульвар не для свидания, а для сопровождения. Не с ним она хотела свидеться, а вот с этим хлыщом — графом Шишмаревым. И не он, Роман, сейчас должен принести ей шаль, а этот граф.
И точно — Шишмарев кинулся за шалью. Но, едва взялся за ручку кареты, его настиг дребезжащий, но властный хозяйский голос:
— Сперва мою шаль подай, Константэн!
Шишмарев застыл.
— Пожалуйста! — почти умоляюще выкрикнула Надя.
— Подай! — скомандовала Шиншина.
Шишмарев дернулся и отскочил от кареты Наденьки. Потом повернулся и пошел к карете Шиншиной. Принес огромную розово-нелепую шаль и накинул на плечи дамы.
— Благодарю, Константэн! — прокаркала она и подмигнула Наде. — Кавалеров надо в узде держать! Особенно до свадьбы.
— Свадьбы?.. — прошептала Наденька.
— Ну да! Верно, Константэн? Впрочем, мы не торопимся, — старуха подмигнула женишку. — На Красной Горке обвенчаемся.
— А мы торопимся! — прокричала вдруг Наденька. — Верно, Ромочка? У нас большая любовь!
И тут Шишмарев словно очнулся и вскинул на Наденьку гневные глаза:
— И быстрая же у вас любовь!
— А что: вашему сиятельству можно, а нам, бедным, нельзя?! — вспыхнула Наденька. — Что-то вы, Константин Сергеевич, не распинались про быстроту, когда бежали позорно от грабителей. Меня тогда на произвол судьбы бросили, а вот Роман Иванович спас. Никого не побоялся. За то я его и полюбила! — И девушка картинно повисла на руке Шварца.
И тогда граф кисленько улыбнулся:
— Осторожно, дорогая! Не порвите шубу. А ну как я решу ее из ломбарда обратно выкупить!
У Наденьки сузились зрачки:
— Какую шубу?!
Граф хихикнул:
— Ту, что на вашем женишке. Он же ее напрокат взял. Я эту шубу заложил да бросил, а он подобрал и мои обноски носит.
И тут старуха прокаркала:
— Ну, раз шуба твоя, мил друг, то вы, любезный, снимайте чужую вещь — я ее выкупаю!
Сухонькая ручка протянула Роману ассигнацию.
Шварц вспыхнул:
— Хотите вернуть деньги — идите в ломбард. Заплатите там за своего сердечного друга. Он в нищете свою вещь продал, а я в средствах ее выкупил.
— А я считаю, что в ломбард должен пойти Константин Сергеевич! — с притворной лаской произнесла Наденька. — Там старья много. А вы, граф, как я вижу, тяготеете к старине!
И Наденька лукаво скосила глазки на старуху Шиншину.
— Это вы на что намекаете? — взвизгнула почтенная черепаха.
— Я не вам говорю, а месье графу! — И, гордо вскинув прелестную головку с модными локонами, Наденька подхватила Роман под руку и прошествовала к своей карете.
— Гони! — рявкнула она кучеру.
Карета тронулась. Впрочем, особо гнать было негде — и тут и там бульвар был занят.
— Какая же вы удивительная, мадемуазель Надин! — начал было Шварц. — Я и не надеялся, что вы встанете на мою сторону!
— Замолчите! — заорала вдруг Наденька с перекошенным лицом. — Очень нужно мне на вашу сторону вставать! Вы и сами могли бы за себя постоять. И за меня тоже. А вы все в молчанку играли. Хорош — кавалер! Неужели не могли ответить достойно?!
— С такими цапаться — себя не уважать! Это же люди не чести, а гонора. С ними и общаться не стоит. Шиншина любезного дружка купила, а тот за деньги готов и старуху полюбить…
— Много вы понимаете! — выдохнула Надежда. — У бедного графа нет никакого состояния. Он же вынужден…
— Продаваться? — усмехнулся Роман.
— А вы бы не продались?
— Нет.
— Да вас просто никто не покупал. Никто ничего не предлагал вам!
— Ошибаетесь! — У Романа по щекам желваки заиграли. — И мне золоченую жизнь предлагали. Я в Академии художеств в Петербурге высший балл по копиям имел. Картины старых мастеров мог копировать лучше всех. На спор пару полотен написал: портрет под Рембрандта и сценку под Хальса. Вот ко мне один прощелыга и подвалил. Ты, говорит, картины под голландцев пиши, я их продавать стану, а гонорар пополам. Глупых-то богачей, говорит, навалом — вмиг раскупят. От такого предложения я тогда и сон потерял. Это ж какое богатство, и никакой нужды! Слава Богу, я понял — обман это, чистый разбой, хоть и не на большой дороге. Так что был соблазн, да удалось устоять.
— И глупо! — фыркнула Надя. — Чего хорошего? Живете впроголодь. Ни кола, ни двора, ни одежонки. Даже захочется, например, сделать подарок любимой девушки — а денег нету!
Роман улыбнулся:
— Подарки можно и своими руками делать. Я своей любимой уже подарок приготовил. Необыкновенный, чудесный. Для вас подарок, Наденька!
И Роман осторожно накрыл ладонь девушки своей.
— Мой подарок вы сейчас увидите!
Шварц высунулся из кареты и крикнул кучеру:
— Поезжай-ка через арку любезный, да потише!
Карета свернула, и через секунду Роман воскликнул:
— Смотрите, Наденька!
Девушка высунулась из оконца и увидела…
Огромный куст алых роз расцветал прямо на снегу. Раскрывшиеся бутоны были запорошены снегом, но тянулись вверх — к солнцу.
— Этого не может быть! — ахнула Наденька. — Куст роз в оранжереях тысячу рублей стоит!
— Это чудо специально для вас! — прошептал Роман. — Я хочу, чтобы в вашей жизни было все — и снег, и розы!
Но Надежда уже не слушала его — она выскочила из кареты и бросилась к кусту роз. Протянула руку и снова фыркнула — точь-в-точь как ее папенька Иван Никанорович. Через секунду она уже возвратилась в карету. Захлопнула дверцу и крикнула кучеру: