Ставлю на стол чашку с чаем и сажусь.

– Рука затекла. Можешь подержать его немного? – спрашивает Эми, и я подсовываю руки под Роберта. Она устраивается удобнее, а малыш продолжает спать.

– Спасибо. Милый, правда?

Я с сомнением пожимаю плечами.

– Слишком шумный, когда бодрствует. Мне он больше вот таким нравится.

– Ты права. Как он хныкал, требуя мамочку.

– Мне показалось, она оставила его без особых колебаний. Улетели с мамой и не оглянулись.

– Да, мама с трудом его переносит.

Я это тоже заметила, причем проявилось это не только в очевидных вещах вроде того, что ребенок плакал, поскольку ему требовалось сменить подгузник. Желание уйти от малыша куда подальше возникло у нее едва ли не сразу после его появления. Именно она первой предложила пойти в паб, оставив дома нас троих.

– Почему?

– Даже не знаю, можно ли говорить.

– Что? Скажи.

Эми смотрит на меня молча, потом кивает.

– Ладно, но это семейная тайна. И ты не должна никому говорить.

Киваю.

– Хорошо.

– Прошлой весной, когда я была в сиделках, мне об этом рассказала тетя Стейси. Мама не знает, что я знаю. В общем, до того как папа и мама встретились, мама была с кем-то еще, и у них был ребенок по имени Роберт. Потом они разошлись. Стейси дружила тогда с мамой, так она и познакомилась с папой. Они поженились, а Роберт умер. Вот почему и Стейси назвала сына Робертом. Хотела как лучше, но мне кажется, что мама, когда видит его, думает о своем умершем сыне.

– Ужасно! – У меня перехватывает горло. Сначала родители, когда ей едва исполнилось пятнадцать, потом сын. Не удивительно, что она – Дракоша.

– Знаю, с мамой бывает трудно, но на то есть причины, – говорит Эми.

– А о своем Роберте она никогда не говорит?

– Никогда. По крайней мере, со мной.

Смотрю растерянно на Эми. Мама полна противоречий. Казалось бы, вот она вся, как на ладони, но при этом, оказывается, столько прячется внутри.

– Не понимаю ее, – говорю я наконец.

– А ты смотри на это вот с какой стороны: ты поладишь с ней лучше, если будешь общительнее. Как она.

С улицы доносятся голоса и шаги.

Эми подносит палец к губам, и я киваю.

Передняя дверь открывается, и через несколько секунд в кухню входят мама и тетя Стейси.

– Мой мальчик, – с чувством вздыхает тетя Стейси и, забрав Роберта у Эми, начинает прощаться.

– А где папа? – спрашивает Эми.

Мама закатывает глаза.

– Ему позвонили – какая-то срочная работа. Ушел и даже ланч не закончил.

Она подметает крошки от раздавленных Робертом печенек. Через дыру в двери проскальзывает и трется о ее ноги Себастиан.

– У тебя обед? – спрашивает мама и тянется за банкой в шкафчике. Тут ее внимание и привлекают остатки нашего ланча и чая.

– Ну уж, наверно, никто бы не умер, если бы помыл за собой посуду! – сердито бросает она.

Я вздрагиваю и с трудом удерживаюсь от того, чтобы тут же броситься к раковине. А она будет стоять, смотреть и указывать, что я делаю не так. Но внутренний голос шепчет мне: выскажи ей, что ты думаешь.

– Не успели убрать, потому что занимались Робертом, – говорю я.

Мама поворачивается ко мне, смотрит удивленно, потом кивает.

– Ладно, оправдалась. Хорошо, что ты появилась не в подгузнике, – говорит она и смеется. Я смеюсь вместе с ней. Эми, когда мама отворачивается, одобрительно подмигивает. Все вместе мы готовим обед, и я, впервые за все время, чувствую себя почти расслабленной в ее присутствии.

Позднее мы с Эми говорим маме спокойной ночи и идем к лестнице. В последний момент Эми останавливается и оборачивается.

– Почти забыла. Мам, нам можно сходить завтра на Тейм-шоу?

Шоу! Не его ли имел в виду Бен, когда предлагал пойти с ним и Тори? Я тоже поворачиваюсь.

Мама откладывает книгу.

– С кем?

– Да все идут, мам. Ты их знаешь: Дебс, Хлоя, Джазз… все.

Она смотрит на нас с прищуром.

– Ну, если только все… Почему бы и нет? Но я сама потом вас заберу.

– Спасибо, – говорит Эми, но на ее лице написано что-то еще.

Мы поднимаемся наверх. Она закрывает дверь и закатывает глаза.

– Надо же, она нас заберет! Как будто мы дети. Как будто нам по двенадцать.

– Она что-то подозревает.

– Что? – Эми смеется. – Если ты имеешь в виду меня и Джазза, то это далеко не все.

– То есть?

Она бросает в меня подушку.

– Есть еще Бен.

– Что?

– Он подходил ко мне вчера в школе. Спрашивал, сможешь ли ты выбраться и пойти на шоу. По-моему, ты произвела тут впечатление.

– Ох…

– Ох? И все? Парень-то симпатичный, да?

– Наверно. – Конечно, симпатичный и даже более того. Он из какой-то другой категории. И есть в нем что-то еще, что-то такое, чему я не могу пока найти определение. Но строить планы смысла нет – по крайней мере, пока рядом с ним Тори.

– На него даже девчонки-шестиклассницы западают. Не замечала, правда, чтобы хоть одна чего-то добилась.

Я пожимаю плечами.

– По-моему, ему и Тори хватает.

– Сомневаюсь, она – не его тип.

– Почему это? Она шикарная. – Она и впрямь была шикарная, особенно когда улыбалась. Хорошенькая, пропорциональная фигурка. Длинные, темные струящиеся волосы. Тори могла бы стать моделью, если бы эта профессия не значилась среди запрещенных для Зачищенных.

– Потому. Я просто знаю. Она злая и испорченная, а он милый. Это же очевидно.

– Если и так, то сама Тори об этом, похоже, не догадывается.

Эми смеется.

– Ну, тогда она просто дурочка. Но рано или поздно и у нее глаза откроются.

Эми выключает свет и скоро засыпает. Немного погодя я слышу, как кто-то скребется в дверь, и открываю. Себастиан мяукает и запрыгивает на мою кровать. Если не считать его, в доме темно и тихо.

Сон не идет. Слишком много впечатлений, слишком многое нужно обдумать. Все такое сложное, с виду – одно, заглянешь внутрь – другое. Эми понимает маму так, как не понимаю я, но она точно ошибается насчет Бена и Тори. Хотя я и хотела бы, чтобы она была права.

Оказывается, Тейм-шоу – предприятие масштабное. Когда мы втроем – мама, Эми и я – после долгих разъездов и стояний в пробках на путаных сельских дорогах, вьющихся между фермами и полями, добираемся наконец до места, то попадаем еще и в длиннющую очередь желающих оказаться внутри. Настроение у всех приподнятое, все оживленно болтают, толкаются и понемногу продвигаются ближе к входу. Но дальше, в накрывающей вход палатке, полная тишина.