Улыбаюсь и молчу. Сестры, из тех, что не успели узнать меня получше, обычно попадаются на эту уловку.

– Кайла, мы здесь для того, чтобы поддерживать друг друга на этапе перехода от больницы к семьям и обществу, – отвечает Пенни на собственный вопрос. – Итак, почему ты оказалась в больнице? – Она широко улыбается.

А вот это уже интереснее. В том смысле, что да, я знаю, что они со мной сделали. В общем смысле. Они стерли синапсы и нейронные связи в моем мозге, то, что составляло меня: мою личность, мои воспоминания. Обычные причины, по которым проводится Зачистка, мне известны, и самая распространенная среди них та, что человек представляет опасность для себя или общества. Какая причина сыграла в моем случае, я не знаю. Может быть, ответ на этот вопрос кроется где-то в файлах сестры Пенни?

– Ну, Кайла? – говорит она.

– Вот вы мне и скажите.

Тори поднимает голову, и наши взгляды встречаются. Ее глаза смеются.

Пенни сдвигает брови. Я проходила такое много раз и знаю, что никакого толкового ответа у нее нет. Но прежде чем Пенни успевает как-то отреагировать, на помощь мне приходит Бен.

– Нам дали новое начало. – Он снова улыбается мне, а я испытываю настоящий шок узнавания: влажные карие глаза, зачесанные назад и вьющиеся за ушами темные волосы – все какое-то знакомое. Как будто мы уже встречались. Я одергиваю себя и заставляю отвернуться.

– Совершенно верно, – говорит Пенни. – Итак, сегодня мы продолжим с того места, где остановились на прошлой неделе. Кто-нибудь помнит, что мы собирались рассказать Кайле?

Она обводит глазами круг, но желающих не находится.

– Мы говорили о поддержании наших уровней. Какие они у каждого из нас?

Мы послушно проверяем и называем. У меня самый низкий – 4.8.

– Какая у тебя стратегия? – озабоченно спрашивает Пенни.

– Что вы имеете в виду?

– Если твой уровень падает, что ты делаешь, чтобы поднять его?

– Съедаю шоколадку. Обнимаю кого-нибудь. Или глажу кота.

– Это все внешние факторы. А внутренние?

Что ж, может быть, мы действительно научимся чему-то полезному.

– К достижению какого уровня мы стремимся? – обращается она к Группе. Я отключаюсь, потому что слышала это много раз.

Приемлемый уровень – 5 и 6.

10 – полная радость, восторг. 1 – злость, способная довести до убийства, или страдание, такое черное, что не можешь сдвинуться с места. При падении ниже 3 тебя уносит в ла-ла-лэнд (1. нереальное, воображаемое место; 2. психологическое состояние, в котором человек не сознает, что на самом деле происходит): «Лево» отключает чип у тебя в мозгу, и ты вырубаешься, как случилось накануне ночью со мной. В случае, если в твоем зачищенном мозгу еще скрываются опасные импульсы, а уровни падают ниже 2, чип не просто отключается, а скорее поджаривается. Потом начинаются судороги, и если даже ты приходишь в себя, то роняющим слюну идиотом.

Цокая языком, Пенни просматривает файлы на нетбуке.

– Вижу, кошмаров и затмений на твою долю выпало немало. Давайте подумаем, какую стратегию мы можем предложить Кайле. Ну? Ребята?

Похоже, она даже не всех знает по именам. И наверняка не знает, что даже Зачищенные не отзываются на «ребята».

Пенни указывает то на одного, то на другого, и я, с неожиданным для себя интересом, слушаю их ответы.

Предложений много, и некоторые я уже использовала.

Отвлечься: сосредоточиться на чем-то другом. Повторять расписания, считать плитки на полу. Бен бегает – мне это знакомо. В больничном спортзале я, бывало, часами не сходила с бегущей дорожки, доводя себя до такого состояния, когда все чувства блекнут и остается только ровный ритм шагов.

Другой мой вариант: организовать неизвестное в лица из линий и теней, рисовать карты коридоров, дверей и прочего для создания границ. Не для того ли я это делаю?

Визуализация: удалиться в какое-то другое место в своем сознании. «Безопасное место», как называет это сестра Пенни.

Перенос: перекладывание своих чувств на кого-то другого.

Диссоциация: стать кем-то другим, отбросив все чувства.

В этом я становлюсь экспертом.

Как и все мы?

Потом Пенни делит нас на небольшие группы – попрактиковаться в устном общении. Сегодняшняя тема: разговор о семье.

Все начинают двигать стулья, объединяться по двое-трое. Никаких споров, обсуждений – каждый хорошо знает, что и как. Я немножко теряюсь и вздрагиваю, когда на мое плечо ложится теплая рука. Бен.

– Присоединишься к нам? – спрашивает он с улыбкой, и я ловлю себя на том, что смотрю в его глаза и не могу оторваться. Они и впрямь карие, с теплыми золотистыми крапинками – вот бы написать такие, смешать краски и…

Он смотрит на меня с любопытством.

– Так что?

– Хорошо. – Я поднимаюсь. Его рука соскальзывает с моего плеча. Он берет мой стул и ставит рядом со стулом Тори, а потом подтягивает свой и садится напротив нас обеих.

Тори начинает говорить что-то, но умолкает – к нам подходит Пенни.

Вскоре я узнаю, что отец у Бена – учитель, а его мать – художница и работает в мастерской. Папа у Тори – чиновник в Лондоне, а она живет с мамой в деревне. Дома он бывает только по выходным, и, судя по тому, как она говорит об этом, ей такое положение вещей нравится. Им обоим, Тори и Бену, по семнадцать лет, и они на год старше меня. Оба знакомы с Эми по школе. Той школе, куда пойду и я, когда разрешат.

– А ты на самом деле откуда? – спрашивает Тори, как только Пенни отходит от нас и идет к другой группе.

– Ты о чем?

– Ну, где ты была до того, как попала сюда?

– В больнице. Меня выписали в прошлое воскресенье.

– Я тебе не верю.

– Тори, – вмешивается Бен. – Полегче.

Она ухмыляется.

– Она бы не говорила так, если бы ее только-только выписали. Ты это не хуже меня понимаешь. Нас с тобой три года назад выпустили, и ты знаешь, какие они, новенькие.

– Меня продержали в больнице дольше, чем других. Из-за кошмаров.

– Дольше – это сколько?

– Девять месяцев, так мне сказали.

– Все равно. Ты – другая.

Я не согласна и готова спорить и уже открываю рот, но тут же его закрываю. Вот и доказательство. Большинство Зачищенных просто улыбаются и соглашаются со всем, что бы им ни говорили. Какой смысл отрицать очевидное?

Пожимаю плечами.

– Ну и что с того?

– Ага! – торжествует Тори.

Бен наклоняется, с интересом смотрит на меня.