– Нет, пожалуй. Впрочем, не знаю. Как я могу судить? По-моему, обычная английская деревня. Я, правда, всего-то провела здесь около часа. Ну, от силы два. А сколько у вас деревьев! Я на одном белку видела.

– Может, кому-то и покажется, что обычная, – загадочно произнесла Беттина. И подлив себе вина, оседлала любимого конька.

Контуры деревни, говорила она, если не учитывать парк и не принимать во внимание новые дома в конце главной улицы, в точности повторяют очертания города мертвых, погребенного под верхней деревней. Вон владелец паба, ну, того, что «Герб столяра», он ведь нашел когда-то карту в старом сундуке у себя в погребе, в той части, которую замуровали из-за сырости. Беттина взяла карандаш и на обороте списка покупок нарисовала небольшой овал, обозначающий подземный город. Верхняя линия овала – это Коутс-роуд, нижняя – Климент-лейн. Линия точно посередине – главная улица. Схема Беттины походила на сомкнутые губы.

– Он со временем нас всех поглотит, вот увидите, – сказала Беттина, откусывая пирожное.

– Ах, Беттина, у тебя просто больное воображение, – грозно заметила Пенелопа.

– Но город мертвых – точная копия нашей деревни, – упорствовала та.

– Как странно, – задумчиво вымолвила Мария. – А глубоко этот, как вы его называете, «город мертвых»?

– Всего несколько футов. Раньше туда существовал ход.

– И оттуда тоже, – прибавила Пенелопа.

– Например, из погреба в пабе вниз шли ступени. Но этот ход еще в девятнадцатом веке заложили – потому что небезопасно.

– Ну еще бы! – воскликнула Мария. – Людям обычно неохота иметь дело с мертвыми… Как интересно!

Она взглянула на Пенелопу, Та поморщилась:

– У любого из нас и без того хватает забот с мертвецами. Они нам прямо покоя не дают.

Она подняла бокал, внимательно поглядела, будто никогда прежде не видела, потом медленно пригубила вино.

– Это уж точно, – кивнула Мария. – Но нас больше должно беспокоить будущее.

Они сидели молча, вглядываясь в глубь сгущающейся ночи, наслаждаясь сигаретами. Где-то рядом крикнула сова. Жасмин приветствовал их сладким ароматом. Он уже отцветал: опавшие лепестки усеяли каменные плиты садовой дорожки – будто нарочно брызнули белой краской.

– По-моему, – опять заговорила Беттина, – хорошо бы переход от жизни к смерти происходил как можно медленнее. Потому подземный город так строили, чтобы он был точь-в-точь как тот, что на поверхности. – Раскинув руки, она повалилась на стол, словно пытаясь его обнять. Пенелопа успела подхватить бутылку, чтобы не разлилось вино. – Только внизу, во всех комнатах в домах, и на всех улицах и вообще везде-везде полно земли – вот и вся разница. И глины полно. Потому что мертвым ведь не нужно дышать, например. Так что земля там – до потолка.

– Жуть какая! – сказала Мария. – Любопытная, конечно, мысль, но в христианскую доктрину не вписывается, да?

– Разумеется, – сказала Пенелопа, сочтя, что иностранную гостью следует защитить. – Просто у Беттины больное воображение. Да и подвыпила она, сами видите.

– Нич-чего подобного! – запротестовала Беттина. – Вот ваш сад, например, он внизу тоже существует. Там за столом сидят мертвецы. Мертвецы таким сексом занимаются, что…

– Прекрати сейчас же! – рявкнула Пенелопа. Яростно потушила окурок. – Что за чепуха, Беттина! Откуда ты этого набралась?

– Ты не хочешь со мной согласиться, потому что боишься, вот что! – И Беттина погрозила ей пальцем. – Да о чем ты, как такое возможно?

Они заспорили, но языки их уже заплетались. Их пререкания оборвал тонкий голосок: наверху кто-то заплакал.

– Ой, мне пора, это Иштар! Бегу, девочка моя! – всполошилась Беттина.

Она осушила остатки вина и бросилась вверх по лестнице. Бежевое платье хлопало по ногам.

Пенелопа и Мария помолчали.

– У нас тут не все сумасшедшие, – промолвила наконец Пенелопа. – Вы не думайте. Просто она как выпьет… А ей много не надо.

– Многие религиозные догматы совершенно безумны. Или, кажется, нарочно задуманы так, чтобы довести до безумия нас. Любопытно, я как раз сегодня вспоминала одну книгу. Прочла недавно – ее написал Итало Кальвино, и по-итальянски она называется «Le citta invisibili»,[14]он в ней рассуждает о городах мертвецов. Он, правда, обращает все в своего рода шутку. В Англии и сейчас наверняка есть эксцентричные писатели, которые пишут книги в виде мудреных, закрученных шуток, этаких шуток всерьез.

– Насколько мне известно, Беттина вообще ничего не читает. И уж точно не по-итальянски. – Пенелопа засмеялась от такой странной идеи. – Возьмите еще пирожное, Мария.

– Может, и нам стоит иногда относиться к собственной жизни, как к шутке всерьез. Вот я, например. Это же смехотворно, полный абсурд: тайно, как привидение из прошлого, явиться сюда, чтобы себя саму успокоить, глянуть на дом старого знакомого. Он даже не был моим любовником. Наши тела слишком далеки друг от друга. Я это говорю не без сожаления. И все же… порой мы с ним бывали так близки: мыслями, духом. Можно сказать, единомышленники. Разве это не насмешка судьбы?… Я вполне разумный человек» – продолжала она, – и мне сопутствует успех. И все же почему он давным-давно влюбился в меня – а я в него? Такой вот англичанин, такая итальянка. Метафизический вопрос, конечно. А я всю жизнь не могу отмахнуться от этого вопроса. Это часть смысла его и моей жизни. Вы считаете, это легкомысленная болтовня?

Она уставилась на Пенелопу сквозь очки без оправы, но ответа явно не ждала.

– Ах, как бы мне хотелось, чтобы у меня был любимый человек.

Слова эти вздохом растворились в ночной тиши. Мария тронула Пенелопу за руку:

– Это и есть начало любви. Самый сладкий, самый болезненный миг.

– Может, то, что сказала Беттина, – ответила на это Пенелопа, – про тайный город под землей, который копирует нашу деревню… Может, это и не лишено смысла. Как метафора. Я уже говорила: сегодня утром встретила одного человека… мужчину… Очень – как бы это сказать?… Обходительный, что ли. И я вдруг почувствовала, что под всей этой жизнью, которой я живу уже столько лет, таится совсем другая жизнь, мне почти неведомая… Я вечно работаю. Много работаю. Всегда такая усердная, прилежная. Может, лишь для того, чтобы перекрыть эти ступеньки вниз, в другую жизнь. Возьмите еще пирожное, пожалуйста…

Мария кивнула:

– А что это за другая жизнь, если можно спросить?

– О-охх! – только и сказала Пенелопа, закурила очередную сигарету, а другую предложила Марии, хотя та не просила. – Вот муж мой – взял и умер. И всякое такое. Быть молодой вдовой – чудовищное клеймо… Еще я пыталась писать картины…

Дружеское молчание.

Снова заговорила Мария: