Политбюро не сомневалось, что Советскому Союзу следует держаться за Афганистан во что бы то ни стало. Две страны имели тесные контакты на протяжении шестидесяти лет, и потеря Афганистана стала бы мощным ударом по советской внешней политике. Но проблема была в том, что в тот мартовский день, когда члены Политбюро приступили к дискуссии, они еще слабо представляли, что же происходит. Афганское руководство не стремится искренне рассказывать об истинном состоянии дел, сетовал Косыгин. Он потребовал уволить посла Пузанова и предложил Устинову или начальнику Генштаба Огаркову немедленно отправиться в Кабул и прояснить ситуацию.

Устинов уклонился от этого предложения. Амин, по его словам, уже не испытывал прежнего оптимизма и теперь требовал от Советского Союза спасти режим. Но почему до этого вообще дошло? Большинство солдат в афганской армии были набожными мусульманами, и именно поэтому они присоединились к повстанцам. Так почему же афганское правительство не уделило в свое время достаточного внимания религиозному фактору?

Андропов тоже высказался, и его выводы были совершенно безрадостными. Главной проблемой, по его словам, была слабость афганского руководства. Оно по-прежнему расстреливало своих оппонентов и при этом имело наглость заявлять, что при Ленине советские власти делали то же самое. Они не имели понятия, на кого могут положиться. Они не смогли объяснить свою позицию ни армии, ни народу. Было совершенно ясно, что Афганистан еще не созрел для социализма: религия играла в стране колоссальную роль, крестьяне были практически безграмотными, экономика — отсталой. Ленин выделил необходимые элементы революционной ситуации, и ни один из них не имел места в Афганистане. Танками невозможно было разрешить политическую проблему. Если революцию в Афганистане можно сохранить лишь с помощью советских штыков, то это ошибочный путь, по которому СССР не следует идти.

Громыко негодовал. То, насколько несерьезно афганские лидеры относятся к сложным вопросам, напоминает сюжетный ход из дурного детектива. Настроения в афганской армии по-прежнему неясны. А что если афганская армия выступит и против легитимного правительства, и против советских войск? Тогда, как он деликатно выразился, ситуация станет чрезвычайно сложной. Даже если афганская армия сохранит нейтралитет, советским войскам придется оккупировать страну. Это будет катастрофой для советской внешней политики. Все, чего добился Советский Союз в последние годы в деле снижения международной напряженности и содействия контролю над вооружениями, будет утрачено. Китайцы получат великолепный подарок. Все страны Движения неприсоединения выступят против СССР. Встреча Брежнева и президента Картера, на которую давно надеялись, и грядущий визит французского президента Жискара д'Эстена окажутся под вопросом. И все, что СССР получит взамен — это Афганистан с его неадекватным и непопулярным правительством, отсталой экономикой и незначительным влиянием в международных делах.

Более того, признавал Громыко, достаточных юридических оснований для военного вмешательства нет. Согласно Уставу ООН, страна могла просить о внешней помощи, если стала жертвой агрессии. Но агрессии как таковой не было: имела место внутренняя борьба, распри внутри революционного движения.

Андропов высказался решительно. Если СССР введет войска, придется сражаться с народом, подавлять народ, стрелять в народ. Советский Союз будет выглядеть агрессором. Это неприемлемо. Косыгин и Устинов согласились. Устинов затем доложил, что армия уже готовит планы действий в чрезвычайных обстоятельствах. Две дивизии формируются в Туркестанском военном округе, и еще одна — в Среднеазиатском военном округе. Три полка можно отправить в Афганистан незамедлительно. 105-я воздушно-десантная дивизия и полк мотопехоты находятся в состоянии 24-часовой готовности. Устинов запросил разрешения разместить войска у границы Афганистана и провести тактические учения, чтобы подчеркнуть, что советские силы находятся в высокой боеготовности. Устинов заверил присутствующих, что не больше остальных поддерживает идею отправки войск. И в любом случае афганцы располагают десятью дивизиями. Этого более чем достаточно, чтобы разобраться с мятежниками.

Чем дольше советские лидеры обдумывали требование афганцев прислать войска, тем меньше оно им нравилось, хотя никто не мог полностью исключать этого варианта. Когда с основными аргументами ознакомили Брежнева, он ясно дал понять, что против вмешательства, и кисло заметил: афганская армия разваливается, и афганцы ждут, что СССР будет воевать вместо них.

В итоге было решено, что Советский Союз отправит военные припасы и несколько частей, чтобы помочь «афганской армии в преодолении трудностей». Пятьсот специалистов Министерства обороны и КГБ должны были присоединиться к 550 сотрудникам, уже работавшим в Афганистане. Советские власти планировали поставить сто тысяч тонн зерна, повысить закупочную цену на афганский газ и снять вопрос о выплате процентов по долгам Афганистана. Кроме того, следовало высказать протест пакистанскому правительству в связи с его вмешательством во внутренние дела Афганистана. Две дивизии надлежало отправить к границе, но в Афганистан не вводить[6].

* * *

На следующий день Косыгин позвонил Тараки и сообщил ему о решении Политбюро. К тому моменту самонадеянность афганского руководства сменилась паникой. Пять тысяч солдат из дивизии, стоявшей в Герате, перешли на сторону мятежников, с оружием и боеприпасами. Правительственные силы в городе теперь насчитывали всего пятьсот человек, удерживавших аэродром. Если советские войска и оружие не прибудут в течение суток, Герат падет, и мятежники начнут наступление на Кандагар, а после на Кабул.

Наивно апеллируя к постулатам марксизма, Косыгин предложил Тараки вооружить рабочих, представителей мелкой буржуазии и служащих в Герате: вышвырнули же иранцы из своей страны американцев безо всякой внешней помощи. Разве афганское правительство не сможет поднять на борьбу пятьдесят тысяч студентов, крестьян и рабочих Кабула, дав им оружие, дополнительно поставленное Москвой?

Тараки сухо заметил, что рабочих мало даже в Кабуле. Остальные находятся под влиянием исламской пропаганды, которая объявила членов правительства неверными. У афганской армии просто нет обученных людей, чтобы укомплектовать танки и самолеты, которые обещает СССР. Тараки предложил советским властям нанести на собственные танки и самолеты опознавательные знаки афганской армии, а экипажи составить из солдат среднеазиатских национальностей, знающих языки Афганистана, перебросить их в Кабул и оттуда двинуться на Герат. Косыгин возразил, что такие трюки немедленно разоблачат и что Политбюро нужно это обсудить. Тараки ответил, что пока Политбюро будет думать, Герат падет.

* * *

Тараки вызвали в Москву на переговоры. Он прибыл в понедельник 20 марта. Тем утром афганские правительственные силы восстановили контроль над Гератом, так что непосредственная угроза была устранена. В первую очередь Тараки встретился с Косыгиным, Устиновым, Громыко и Пономаревым, многолетним главой Международного отдела ЦК. Косыгин подчеркнул глубокий, длительный и безусловный характер отношений между СССР и Афганистаном. Однако афганское правительство не должно давать поводов для мысли, будто оно может справиться со своими проблемами, лишь призвав советские войска. Это подорвет его авторитет в глазах народа, испортит отношения с соседними странами и ударит по престижу государства. Если советские солдаты окажутся в Афганистане, им придется сражаться с афганцами, чего афганский народ никогда им не простит. Вьетнамцы защитили свою страну от американского и китайского вторжения, не полагаясь на иностранных солдат, и Афганистан должен действовать так же. Советские власти помогут военными припасами и окажут масштабную политическую поддержку в борьбе с внешними врагами страны: Пакистаном, Ираном, Китаем и США.