Василий Астахов, успев швырнуть свои гранаты, был тяжело ранен. Пуля калибра 8 миллиметров, выпущенная из пистолета «Намбу», пробила грудь под левой ключицей. Получил осколочное ранение здоровяк Антон Ютов.

Из четырёх человек, обеспечивших роте победу, остался невредимым лишь Савелий Балакин. Он застрелил офицера, который ранил лейтенанта Астахова, и вместе со всеми добивал остатки японского взвода.

Удалось даже взять двоих пленных. Оба были оглушены взрывами, засыпаны песком и сумели выжить в горячке беспощадного боя. Они сидели на корточках в окружении красноармейцев, ожидая решения своей участи. Один из них знаками попросил штык, давая понять, что желает расстаться с жизнью.

– Красная Армия пленных не убивает, – веско заявил политрук Боровицкий, незаметно появившийся после боя в своей шестой роте.

Однако вёл он себя уверенно, будто принимал участие в этой жестокой атаке. Размахивал «Наганом», давал ненужные советы ротному Назаренко, пока не появился командир батальона Лазарев.

– И ты здесь, комиссар? – насмешливо спросил он. – Спрячь «Наган», бой уже кончился. Патроны-то не все расстрелял?

И не дожидаясь ответа, коротко бросил ротному:

– Докладывай, Юрий Фатеевич.

Выслушав старшего лейтенанта, кивнул в сторону раненых:

– Отправляй их срочно в санбат. Как состояние лейтенанта Астахова?

Ответил санинструктор Федулов:

– Рана серьёзная, но лёгкое, кажется, не задето. Сейчас будем эвакуировать всех тяжёлых.

– Поторопись, Назаренко. Кстати, откуда у тебя «Маузер»?

– Трофей. Лейтенанта из монгольского бронедивизиона убили, а я вот «Маузер» забрал… на память.

– Трофеи добывают у врагов, – резко заметил комбат, – а не забирают у погибших товарищей.

– Виноват, товарищ капитан. Не так выразился.

– Назаренко, ты уже год в Монголии находишься, знаешь их обычаи. Лошадей и оружие убитых земляков они возвращают семьям погибших. А ты всякую чушь мелешь – трофей в бою добыл! Документы и «Маузер» лейтенанта отправь с ординарцем в штаб полка. Туда же отведите пленных.

Оба японца стояли, вытянувшись перед русским капитаном.

– Ну что, навоевались, самураи хреновы? – усмехнулся Лазарев.

Японец помоложе промолчал, а капрал что-то невнятно пробормотал. Никто не понял сказанного: «Война только началась, посмотрим, что будет дальше».

Однако комбат Лазарев, давно служивший на Дальнем Востоке, уловил смысл произнесённых слов и ответил капралу:

– Ты наверняка участвовал в нападениях на монгольские заставы. Там и мирных жителей убивали. Не боишься, что монгольские власти затребуют тебя для расследования?

Капрал молча сопел. Он не хотел показывать страх, хотя понял, что такое возможно. А полудикие степняки с ним церемониться не станут, они умеют языки развязывать.

– Мы военнопленные, – с сильным акцентом отозвался капрал. – И взяты в плен доблестными русскими солдатами. При чём тут монголы? Поместите нас в свой лагерь.

– О, по-русски заговорил, – удивился кто-то из командиров.

– Ладно, уведите их. В штабе полка разберутся.

Вскоре был получен приказ батальону идти к переправе. Старший лейтенант Назаренко шёл молча. Он неплохо воевал, не прятался за чужие спины, а его несправедливо и обидно отчитал комбат за какой-то «Маузер». Вскоре обида прошла, осталась лишь усталость. 

* * *

Вместе с японцами воевали баргуты. Эта малая народность (менее ста тысяч человек) проживала в основном в Китае, а небольшое количество – в Монголии. Они были не только хорошими наездниками, но и смелыми воинами. Много веков назад Чингиз-Хан приблизил баргутов к себе, создал из них специальные отряды. Они гордились своей историей.

Японцы, вторгшиеся в тридцатых годах прошлого века в Китай, не щадили местное население. Известны многочисленные случаи жестоких массовых казней. В то же время они сыграли на честолюбии баргутов, взяли их в союзники и создали конные подразделения под контролем своих офицеров.

Баргутские отряды в 1939 году активно использовались против Монгольской Республики. В феврале-марте было зафиксировано три десятка нападений с участием баргутов на монгольские пограничные заставы. Позже они активно участвовали в необъявленной войне на реке Халхин-Гол. 

* * *

…Это было первое крупномасштабное столкновение советско-монгольских войск с японскими частями. Наземные бои шли два дня. Японцы, понеся значительные потери, поспешно отвели свои потрёпанные батальоны за линию границы.

Не слишком решительный командир 57-го особого корпуса комкор Фекленко тоже отступил. Наши части были переброшены на правый берег Халхин-Гола, за 30–40 километров от границы. Фекленко объяснял причину непонятного отхода превосходством противника в живой силе и технике, особенно в авиации.

Вскоре Фекленко был снят с должности и отозван из Монголии. На смену ему пришёл мало известный тогда комбриг Георгий Жуков.

Хочу особо отметить, что Сталин простил комкору Фекленко крупные ошибки в руководстве вверенными войсками и непонятную бездеятельность. В мае 1941 года Фекленко был назначен командиром механизированного корпуса под Киевом, регулярно повышался в должностях и званиях.

На фотографии 1945 года генерал-лейтенант Фекленко браво выглядит с сытым лицом и многочисленными орденами. А звезда будущего маршала Победы Жукова только-только восходила на малоизвестной реке Халхин-Гол в далёкой Монголии.

Полевой госпиталь в посёлке Тамцак-Булак размещался в двухэтажном глинобитном здании и нескольких юртах. В мае дополнительно натянули пару брезентовых палаток на сорок человек каждая. Вроде удобные, с деревянным настилом, марлевыми окнами, двойной крышей. Однако наступившая жара нагревала их до такой степени, что находиться там стало невозможно.

Раненые, кому не хватало места в центральном корпусе, предпочитали монгольские войлочные юрты. Там было прохладно в самые знойные дни и тепло ночами, когда на степное плоскогорье опускался холодный туман.

Лейтенант Василий Астахов лежал в палате для тяжело раненых вторую неделю. После операции началось осложнение. Пуля из пистолета «Намбу» вбила в тело волокна пропотевшей майки и гимнастёрки. Началась инфекция. Рану заново чистили, температура понемногу спадала.

Однако ночью приходил один и тот же сон или обрывки видений. Плоское лицо японского офицера и вспышка выстрела. Иногда офицер что-то выкрикивал, но голос его Василий не слышал. Он был оглушён взрывами гранат, а правая рука с пистолетом «ТТ» бессильно обвисла. Лейтенант просыпался, по лицу стекали капли пота.

Три ночи после повторной операции Астахова будили задолго до рассвета. Над его кроватью, отгороженной ширмой, горела тусклая лампочка, а медсестра приносила чай.