– Уж не рублей. Но она еще предлагает массаж. Наши считают,что именно в нем все дело. Первый курс – двадцать процедур. Кому-то одногохватает, кому-то два, а то и три раза повторять приходится. Но эффект!..

– А массаж сколько стоит?

Лена хмыкнула:

– С этим вопросом к ней, она сама цену назначает взависимости от состояния кожи.

– Ты сама к ней не ходила?

– Она коллег не берет. Говорит, что нервничать начинает,руки дрожат. Знаешь, многие хирурги не могут оперировать знакомых иродственников.

Я кивнула. Слышала о таком.

– Только думается, что дело не в дрожащих руках, –засмеялась Лена. – Небось опасается, что наши узнают, как она работает, ипереймут опыт.

– Роза эта, должно быть, богатая женщина.

– А то, – вздохнула Лена, – у меня отродясь столько денег небудет. Ты бы поглядела на ее машину! Закачаться можно. Я уж не говорю ободежде, драгоценностях, духах. Квартира у мадам на Кутузовском проспекте, дача…Чего только нет. Да и понятно. Она одинокая, ни мужа, ни детей, так что все насебя тратит.

– Значит, в деньгах не нуждается…

– Чтоб ты так всю жизнь нуждалась. Вчера в клинике собиралиденьги на подарок. Катька Романцева ребенка родила. Народ у нас обеспеченный ив общем не жадный. Кто триста рублей дал, кто пятьсот.

Лена, обходившая врачей с подписным листом, заглянула и кШиловой. Та вытащила из кошелька стодолларовую банкноту и спокойно протянулаРомашкиной со словами:

– Извини, дорогая, у меня только валюта, не успеларазменять.

Лена машинально глянула на портмоне, увидела в нем тугуюпачку «зеленых» купюр и спросила:

– Сколько сдачи дать?

– Ерунда, – отмахнулась Шилова, – все ваши.

Ромашкина не сумела сдержать завистливый вздох. Конечно, онасама хорошо зарабатывает, но вот так небрежно, походя выбросить сто долларов ейслабо.

– Одевается наша Розочка только в бутиках, – самозабвеннопопивая ликер, сплетничала хозяйка, – обедать каждый день ездит в «Охотник»,ресторан при Центральном доме литераторов, а там чашечка кофе на пятьдесятбаксов тянет. Одним словом, похоже, денег ей девать некуда, вот и ломаетголову, куда бы их рассовать.

– Я бы на ее месте начала коллекционировать предметыстарины.

Лена засмеялась:

– Роза патологически не переносит, как она говорит,«старушечьи штучки». Тут недавно дядька приходил ко мне зубы себе делать,директор антикварного магазина. В благодарность за хорошую работу предложил:

– Хотите, приезжайте ко мне в магазин. За копейки отличныевещи можете купить. Некоторые старики такое сдают, что закачаться можно. Самине понимают, чем владеют.

Лена любит безделушки, поэтому с удовольствиемвоспользовалась случаем и приобрела за бесценок несколько изумительныхфарфоровых статуэток балерин. Желая похвастаться, она принесла одну на работу ипоказала в ординаторской. Врачи заахали, заохали. Такая красота! Надо же,сделано из фарфора, а кажется, что на танцовщице настоящие кружева. И тутпоявилась Шилова.

– Розочка, посмотри, какая прелесть, – кинулась к ней ВераСтеблова, операционная медсестра.

Косметолог сморщила нос:

– Господи, да мне от бабки ящики с таким барахлом досталисьв наследство. Все выкинула. Как, скажите на милость, из этих дырок грязьвыковыривать?

– Но это же настоящая старина, – попыталась объяснить Вера.

Роза Андреевна только хмыкнула:

– Вещи должны быть новыми, чистыми и красивыми. Может, комуи нравится иметь дело с треснувшими тарелками и выцветшими тряпками, но тольконе мне.

Домой я приехала разочарованная. Похоже, что Роза яйца небрала. Вернее, на девяносто процентов это не Шилова. Дама отлично зарабатывает,родственников не имеет, коллекционированием не увлекается…

Продолжая размышлять на эту тему, я открыла дверь и увиделазабившегося в угол мопса Хуча.

– Милый, ты почему прячешься? Натворил чего?

Но всегда приветливый Хучик сидел под стулом, понуривголову.

Не понимая, что случилось с собачкой, я сняла куртку,ботинки, и тут в прихожую, радостно лая, влетел Хуч. Я так и села. У меняглюки? Один Хучик с мрачной мордой забился под стул, другой весело вертится уменя под ногами, пытаясь облизать хозяйку.

– Как день провела? – поинтересовалась, выглянув изгостиной, Зайка.

– Ольга, – осторожно спросила я, – ты Хуча видишь?

– Да вот же он!

– А там тогда кто?

Зайка засмеялась и вытащила из-под стула еще одного мопса.

– Это Юнона, в обиходе Юня или Нюня. Она откликается налюбую кличку.

Я уставилась на слишком толстую собачку:

– Ничего не понимаю.

– Часа два тому назад, – пустилась в объяснения Зайка, – кнам заявилась Агата Кроуль. Помнишь ее?

Еще бы, с Агаткой мы долгие годы проработали бок о бок водном институте, преподавали иностранные языки. Я – французский, а Агата –немецкий. Она этническая немка. Ее дед и бабка, оба коммунисты, приехали втридцатые годы в Москву по линии Третьего Интернационала. Была такаямеждународная организация, объединявшая в разных странах тех, кто хотел строитьсветлое коммунистическое будущее. Супругам Кроуль не удалось ничего построить –в начале сороковых годов они оказались в лагере. Их сына Германа, отца Агаты,почему-то не тронули. Когда грянула перестройка, Герман, еще вполне бойкиймужчина, отыскал в городе Киль родственников и, прихватив Агату, отбыл на историческуюродину. Мы с Агаткой переписываемся. Она, когда приезжает в Москву,останавливается у нас.

– Агата в Москве проездом, – вещала Зайка, поглаживая Юню. –У нее были билеты на самолет, который через пару часов улетел в Новосибирск.Она только завезла к нам мопсиху и умчалась.

– Ничего не понимаю, объясни толком.

– О, господи, – обозлилась Ольга, – повторяю еще раз,специально для самых тупых. Агата летит в Новосибирск.

– Зачем?

– Так в академгородке какой-то семинар по новой методикепреподавания.