Победа эта знаменательна не числом убитых врагов (несколько тысяч) и пленных (несколько сотен отправлено в рудники), но тем, что за ней последовало: победными реляциями Антипатру, бывшему тогда регентом Македонии, и государствам, входившим в Греческий союз, отправкой в Афины щитов с горделивой посвятительной надписью, установкой бронзовых статуй в честь знатных македонян, павших на поле битвы, возбуждением надежды и отваги в греческих эолийских, ионических и дорических городах Малой Азии. «Результатом этого сражения было то, что соотношение сил резко изменилось в пользу Александра», — пишет Плутарх («Александр», 17, 1).

Большей части персидской кавалерии, а также азиатских наемников-пехотинцев удалось спастись, и они отступили к Милету, переведенному Мемноном Родосцем на осадное положение. Передвигаясь ускоренным маршем, войска Александра заняли между тем берега Ионии, избавив здешние города от иноземных гарнизонов и предоставив свободу и автономию изъявившим покорность городам; Александр заменил ненавистные подати (φόροι) персидскому царю «взносом» (σύνταξα) на общее дело союзников. Для туземных городов, поскольку они являлись «царским уделом», подать была сохранена, но теперь ее следовало выплачивать главе Союза. Мифрен, комендант персидского гарнизона Сард, сдал Пармениону городскую цитадель и хранившуюся там казну. Союзники отважно завладели островом Лада близ устья Меандра, несколькими судами блокировав вход в порт Милета и «непрерывно (на протяжении июля 334 года), сменяя друг друга, штурмовали городские укрепления» (Диодор, XVII, 22, 1).

После того как город пал, что было заслугой прежде всего примененной здесь военной техники, 500 наемников, находившихся на персидской службе, влились в ряды греков. Для Александра стало очевидным, что у его флота нет никаких шансов одержать верх над флотом противника, прежде всего финикийским, который численно превосходил его собственный в два с половиной раза. Поскольку Александр, кроме того, видел, что не в состоянии нести расходы по содержанию флота, он распустил корабли по домам. Впредь он сражался на суше, вовлекая в свой союз все побережье Малой Азии, с которого Дарий набирал себе на службу суда и их экипажи. Сопротивление Александру оказали лишь Галикарнас в Карий, крепость племени мармарийцев над Фаселидой в Ликии и Термесс в Памфилии. К осени все они были осаждены, взяты штурмом и разрушены. Правда, овладеть двумя галикарнасскими фортами удалось несколько позднее, и сделал это Птолемей. Зимой того же года Александр взял под стражу и поместил в темницу по подозрению в предательстве своего тезку, вельможу из Линкестов, командовавшего у него фессалийской конницей.

Предполагается, что, именно пересекая Ликию, Александр близ города Ксанфа совершал религиозные обряды в святилище богини Лето, матери Аполлона, и услышал здесь предсказание о «разрушении персидской империи греками» (Плутарх «Александр», 17, 4). В ходе проводившихся французской экспедицией в 1976–1977 годах раскопок деталей обустройства священного источника было обнаружено посвящение «Александра, царя», однако ничто не доказывает, что оно относится к данной кампании19. Как и посвятительные надписи в Приене, Эресе на Хиосе и в Калимне, эта надпись вполне может оказаться изготовленной много позднее даты предполагаемого посещения Александром здешних мест. Кроме того, такая титулатура не была принята ни в персидской, ни в македонской канцеляриях. Эта табличка — словно реклама благочестия на потребу туристам, но, как бы то ни было, она является свидетельством покорности местных властей и проявлявшегося Александром почтения к культам покоренных им стран. Кроме того, она предполагает, что начиная с конца 334 года Александр почитался здесь как «царь Азии» в ограничительном смысле этого географического термина.

Зима прошла в работе по обеспечению тылов греческих городов по берегам Памфилии вплоть до Сиды, изменению статуса мятежного Аспенда: из автономного города он сделался подвластным центральной власти, и по умиротворению Писидии. Тогда Александр назначил своего друга Неарха наместником новой сатрапии Ликия-Памфилия. Весной 333 года армия, совершив от прибрежной области через заснеженные горы и степь марш в 750 километров, через Пергу, Сагаласс и Келены во Фригии прибыла на север, в Гордий, столицу Фригии на реке Сангарий (ныне Сакарья). Антигон Одноглазый был назначен сатрапом Великой Фригии, а Каллант — Фригии Геллеспонтской. Царь вел себя так, словно ему уже принадлежала вся Малая Азия от ее западного берега до Галиса (ныне Кызыл-Ирмак).

В мае Каппадокия, даже не будучи завоеванной, была преобразована в сатрапию и отдана Сабикте, а Пафлагония объявлена свободной от подати при единственной возложенной на нее повинности выставлять воинский контингент. Все это означало, что Александр полагал сам и хотел заставить поверить в то остальных, что он уже осуществил завоевательский план Филиппа, а также что он действительно силой овладел всеми землями, лежащими между Синопой, греческим городом на севере, на берегу Черного моря, и расположенными напротив Кипра южными берегами, а также и всей территорией, заключенной в излучине Галиса.

В самом деле, коли вместо того, чтобы следовать далее по южному берегу Малой Азии, Александр поднялся на центральное нагорье в направлении Гордия, это произошло не в силу тех легковесных, магических или религиозных причин, которые изобрели потомки: «Тот, кто развяжет узел царя Гордия, станет царем Азии». На самом деле это — байка, рассказанная через тридцать лет после смерти завоевателя (Аристобул, Fragmente der Griechischen Historiker, далее — F.G.H., 139, 7 и 7В). И что бы ни произошло в один прекрасный день в Гордии — был ли шкворень, которым ярмо повозки присоединялось к дышлу, высвобожден с помощью удара меча или сложный узел разрублен, — все это относится скорее к фольклору или, в лучшем случае, подразумевает нечто иное. В те места Александр прибыл по вполне очевидным стратегическим причинам: здесь он присоединил к своему войску новобранцев, которых привел к нему Парменион, готовясь к обороне своих западных территориальных приобретений, которым угрожали сохранивший свою мощь флот Мемнона и персидские сатрапы, и, наконец, здесь он перекрыл две дороги, по которым из Персии на запад империи доставлялись воины, припасы и золото, эта кровь войны. Кроме того, Гордий был столицей древнего (македонского?) царя Мидаса, прикосновение которого все превращало в золото, и многие предпочитали называть его сердцем, пупом или центром Азии.

К счастью для македонян, в мае 333 года Мемнон заболел и умер, не оставив во главе персидских войск и кораблей командующего, который был бы ему под стать. Александру предоставилась возможность совершить краткий набег на территорию Каппадокии к востоку от нынешней Анкары, и он принял решение достичь юго-восточного предела своего нового азиатского царства. Это значит, что, насколько позволит рельеф, он намерен был следовать по меридиану, проходящему от Синопы к Тарсу, то есть идти вдоль теперешнего 35-го градуса восточной долготы, крайней границы своих завоеваний, о которых мечтал его отец Филипп.

От Ирмака до Тарса 450 километров, то есть целый месяц пути, особенно тяжкого среди лета. Приходится идти и вдоль еще одного моря в безводной степи — озера Салоэ. Это — 90 километров пути вдоль теперешнего озера Туз в восьми днях к югу от Анкары. Горе всякому, будь то человек или лошадь, кто станет слишком неспешно ступать по обрамляющей озеро ослепительно белой соляной кайме, которая подходит к самой дороге! Соль и сода разъест им и кожу, и копыта. Дальше начинается подъем на склоны Тавра, главная заснеженная вершина которого вздымается здесь по правую руку на высоту 3585 метров. Мы попадаем в Киликию. Главный перевал через хребет Гёлек Богаз (966 м) известен также под названием Киликийские ворота (Κιλίκιαι πύλαι). Здесь может проехать только одна повозка либо пройти в ряд четыре человека. Оставив тяжеловооруженных воинов и обоз у северного входа в теснину, царь глубокой ночью с отрядом егерей продвинулся вперед обходными тропами, застал обороняющихся врасплох и рассеял их.