исступление, паникуют, когда слышат слова: революция, коммунизм. И в этом состоянии они способны не только на величайшие глупости, но и на омерзительные преступления.

Смешные и вместе с тем чудовищные образы гоголевской сатиры сохраняют всю свою жизненность. Они нужны нам. Мы можем объяснить нашим детям, что такое частнособственническая политика, что такое нажива, что такое скупость и жадность, что такое буржуазия… Они поймут, но никто из них никогда не видел живого капиталиста, помещика, ростовщика. Никто из них не может представить себе воочию американского Моргана, или генерала-захватчика, или журналиста из «Нью-Йорк тайме». Мы говорим: это Чичиков, ставший премьер-министром или государственным секретарем, — и все ясно. Это Собакевич, командующий Западной Европой. Это Держиморда, свирепствующий в Корее. Это Ноздрев, взявшийся за перо и пишущий такие небылицы о Советском Союзе, которые не только не имеют подобия с правдой, но вообще ни с чем не имеют подобия. Что такое скупость? Плюшкин. Что такое тупость? Коробочка. Что такое бюрократизм? Полковник Кошкарев. Что такое беспринципность под маской благодушия? Манилов.

Гоголь воспитывает поколения за поколениями своим веселым и убийственным смехом над всем, что отжило свой век, что уже окаменело по существу, но упрямо стоит на пути живого, мешая ему и уродуя его. Смех Гоголя разоблачает все то, что придает себе спесивую важность избранности, святости, вечности. Этот смех не мог бы быть таким действенным, если бы не питался сознанием великой силы народной, если бы не родили его светлые источники любви к народу своему, вера в его великое будущее, в его торжество над миром наживы, бесчестия, насилия, произвола.

Когда в октябре 1917 года растерявшаяся, озлобленная, поглупевшая русская буржуазия оглянулась, она увидела в дверях своего «ревизора»— рабочий класс, партию большевиков, социализм.

1952 г.

ВЕЛИКИЙ РУССКИЙ САТИРИК

За шестьдесят лет, истекших со дня смерти М. Е. Салтыкова-Щедрина, его сатира нисколько не состарилась, не поблекла. Напротив, она кажется нам более молодой, более сильной, чем представлялась многим его современникам.

Выросло международное значение Щедрина. Когда Тургенев приравнял его к Свифту и признал мировой величиной в сатире, либерально-буржуазная критика приняла это как преувеличение. Нам кажется это скорее преуменьшением. Значение великого русского сатирика выходит далеко за пределы нашей страны. Его злой, разоблачающий смех настигает носителей общественного зла во всех капиталистических странах.

Источником необыкновенной силы щедринского сатирического смеха является революционно-демократическое мировоззрение великого писателя. Щедрин был единомышленником Чернышевского, другом и соратником Некрасова. Всю свою жизнь он оставался верен заветам русской революционной демократии.

Сатира Щедрина рождена острой, непримиримой не знающей никаких компромиссов ненавистью ко всем формам общественного угнетения народа. Оружием злого смеха он разоблачал крепостничество, власть и царство диких помещиков. Ленин видел заслугу Щедрина в том, что он учил русское общество различать помещичью дикость под самой изощренной «культурной» маскировкой.

Вместе с Чернышевским Щедрин видел в «освобождении» крестьян только обман народа. Щедрин хорошо знал царскую бюрократию, обширный мир чиновников-кровососов, и в его художественных произведениях была раскрыта вся социальная и морально-политическая изнанка барской усадьбы и губернской канцелярии. Крепостничество осталось и после прославленной либералами «реформы».

Россия времени Щедрина была глубоко отсталой страной. Она шла в хвосте европейских капиталистических держав с их «демократическими» политическими порядками. Русские либералы поклонялись этим порядкам. Они славили приход капитализма. Народники отрицали этот приход, но Щедрин не разделял народнической утопии. Ему чужда была вера в то, что русский крестьянин придет к социализму особым, общинным путем, минуя капиталистическое развитие. Он видел и описал распад общины, приход и утверждение кулака, рост капитализма.

Щедрин и к капитализму относился с ненавистью русского революционного демократа. Он открыл и сатирически описал характерные черты капиталистического насилия над трудящимися, жадность к наживе, развращенность. Щедрин язвительно высмеивал русских либералов, преклонявшихся перед западноевропейским буржуазным парламентаризмом.

Ненависть Щедрина к миру эксплуатации и насилия, обмана и разврата была оборотной стороной его горячей любви к своему народу, к бедноте крестьянской, к передовой русской мысли. Он видел темноту и нищету своего народа. Но никогда, в самые тяжелые времена не поколебалась его вера в силу, в ум, в талантливость русского народа. Пути освобождения оставались покрыты для него историческим туманом. В последние годы его жизни в русском рабочем движении лишь начала брезжить заря марксизма. Маркс с интересом читал произведения Щедрина, они открывали ему подлинную Россию. Все симпатии Щедрина были с рабочим классом, с трудящимся крестьянством.

Он не знал, что его очерками, рассказами, сказками зачитываются передовые русские рабочие в первых подпольных кружках, что его произведения служат средством революционной агитации.

Щедрин был любимым писателем Ленина.

В 1912 году в «Правде» была напечатана статья Витимского (М. С. Ольминского) «Культурные люди и нечистая совесть». Ленин писал по этому поводу редакции «Правды»: «Чрезвычайно кстати взята тема, и разработана в краткой, но ясной форме превосходно. Хорошо бы вообще от времени до времени вспоминать, цитировать и растолковывать в «Правде» Щедрина и других писателей «старой» народнической демократии».

В статье, обратившей на себя внимание Ленина, были использованы очерки Щедрина «Культурные люди». В них показаны дворяне, которые именовали себя облыжно «культурным» сословием и присваивали себе на этом основании право господствовать над «некультурным» народом.

Замечателен уже один внешний вид дворянина Прокопа, «культурного» человека: «В физическом отношении он создан забавно: голова круглая, затылок круглый, спина круглая, живот круглый, глаза круглые, даже плечи, руки, ноги — и те круглые. Лицо — портрет красавца мопса и, по обстоятельствам, принимает свойственные мопсу выражения».

Этот Прокоп хвастает своей «культурностью». «У меня, — говорит, — в деревне и зальце в домике есть, и палисадничек, и посуда, и серебрецо, и сплю я на матраце, а не на войлоке — сейчас видно, что культурный человек живет!»

Щедрин ядовито высмеивает эти понятия о «культурности». Все дело, однако, в том, что не один лишь Прокоп так ее понимает. «Культурность» в этом смысле пропагандируют и буржуазные интеллигенты. Они противопоставляют ее революционному движению, классовой борьбе, социализму.

«Правда» писала: «Вот почему в настоящее время, если слышишь, как интеллигент кичится культурой или фыркает на некультурность рабочих и крестьян, то знайте: этот человек или уже совершил измену. или замыслил ее в сердце своем и готов продаться за сытую жизнь».

Щедрин болезненно ощущал культурную отсталость старой России. Но он нисколько не ставил выше буржуазную культуру, проникнутую реакционностью. Он, напротив, разоблачает культуру буржуазии как разновидность отсталости и дикости. В известном диалоге русского «мальчика без штанов» и немецкого «мальчика в штанах» мы видим, по сути, того же Прокопа, но только маленького и немецкого. Немчик-буржуй пытается соблазнить русского крестьянского