В общем, к трапезе я приступил в слегка расстроенных чувствах, хотя оптимизма пока не терял.

— Неужели нет никакого выхода? — поинтересовался я у Гонды.

— Ну почему же, — возразил тот задумчиво, смачно похрустывая огурцом. — Если повезёт адептом земли стать или хотя бы воды, тогда ещё ничего. Они богато живут. Есть даже надежда в придворные маги к какому–нибудь князю или графу попасть. — Гонда мечтательно закатил глаза. — А там и дворянство получить можно. Фамилию свою основать!

— Попадёшь ты в придворные маги, как же, — встрял в наш разговор здоровенный парень в драном армяке. Я ещё в начале пути на него внимание обратил, гадая, справился бы с ним Вилим или нет. В итоге, всё же поставил на Вилима. — Там все места давно дворянскими семьями поделены, — здоровяк сплюнул и зло добавил: — Простому люду не пробиться.

— Какими дворянскими семьями? — не пенял я, подняв глаза на Гонду. — Ты же говорил, что они все откупаются.

— Так–то оно так, — согласился тот, откусывая изрядный кусок от каравая. — Сынки разных там яров да баронов в маги не идут, да и зажиточных крестьян, — покосился он на меня, — уже тоже. Но вот дети придворных магов — совсем другое дело. Прибьётся маг к какому–нибудь герцогу там или князю, получит со временем дворянство, да и обзаведётся семьей. Фамилию ей свою даст. Ну а когда сын возраста достигнет, то добровольно сам в маги учится и идёт. Получит через годик мажий посох, а папенька ему уже и место рядом с собой при дворе приготовил, а тот потом своему. При некоторых правителях уже целые династии мажеские обретаются, — Гонда вздохнул и, собрав со скатерти хлебные крошки, отправил их в рот, вслед за остатками каравая.

— Значит, в придворные маги пробиться нереально, — заключил я.

— В общем–то, да, — согласился со мной Гонда, вольготно растянувшись на зелёной траве. — Хотя мага земли, да и воды тоже, пожалуй, всё же возьмут. Мало их очень. Над ними в каждом городе трясутся.

— Вот именно — мало, — вновь влез верзила, решивший видимо прервать свой обет молчания. — Потому как дар особый иметь надо! Магом земли один из многих тыщ становится.

— А ты откуда знаешь? — поинтересовался у него Гонда, лениво ковыряясь в зубах. — Я вот ничего такого не слышал.

— Батя у меня каждый год подряжается оброк княжьему управителю в город отвозить. Он и сказывал, — нехотя ответил тот, — что у нас на всё княжество только два водных колдуна и есть. В Виличе, при самом князе, находятся, а остальные либо огневики, либо воздушники. А по земле колдунов, почитай, уже как пару сотен лет ни одного нету!

— А чем огневики то хуже? — удивился я.

— Откуда я знаю. Вроде послабже они будут, — пожал плечами парень и, чуть помедлив, добавил. — Меня Марком кличут.

— Скоро узнаем, — сладко потянулся Гонда и начал неспешно собирать пожитки в мешок. — Ежели великому Исидору будет угодно, через седмицу в Виличе будем. Скорей бы уж. Обрыдла мне эта дорога!

«Действительно. Скорей бы уж», — мысленно согласился я с ним. — «Там хоть какая–то определённость в моём положении наступит. Если не с прошлым, то хотя бы с настоящим».

Хотя в кое в чём, я для себя уже определился. Мой это мир. Однозначно мой. Полдня в дороге мне для осознания данного факта вполне хватило. Знакомое просто вокруг всё. Я бы даже сказал — родное. И деревья эти хвойные, сплошной стеной обступившие дорогу, и слегка увядшая, но всё ещё зелёная трава, и даже грязь эта непролазная с противным чавканьем хватавшая за ноги.

Еда вон, опять же! Я повертел в руке зелёный огрызок и, закинув его в рот, начал неспешно жевать. Как есть огурец! Я такие, «помнится», в детстве, с грядок таскать любил — похрустеть. И остальной харч, что мы с Гондой на пару умяли, тоже ничем новым меня не озадачил.

И не важно, что я ничего этого не помню. Тут уже узнавание на бессознательном уровне идёт. Оно самой природой заложено. И какой из этого вывод? То, что я и вправду местный? Ладно. Посмотрим. Тут ещё вариант с попаданием в прошлое себя не исчерпал или в параллельный мир. Время покажет. Тем более, что ничего изменить, я всё равно не могу.

— Тебе проще. Ты же круглый сирота. Сам говорил, — вывел меня из задумчивости чей–то голос. Похоже, пока я витал в облаках, тут уже целый спор разгорелся. — Что тебе терять было? Тебе что в деревне, с голодухи пухнуть, что в школе мажеской.

Я оглянулся и встретился глазами с третьим членом нашей маленькой группы: щуплым пареньком в замызганной телогрейке и драном треухе, завязанном на подбородке, несмотря на довольно тёплый день. Парнишка смотрел зло и непримиримо, словно я в той, прошлой жизни, успел ему изрядно насвинячить.

— Вон ему было что терять, — продолжил между тем белобрысый, кивнув в мою сторону. — У них деревня богатая, дворов за две сотни будет. Почти город! И живут, наверное, сытно. Тати в такую деревеньку не сунутся, частокол вишь, какой возвели и мужиков много. Степняки туда тоже не доходят. Не любят они лес. Шибко не любят. Не жизнь, а кулебяки с медом.

— То–то он, видать, от хорошей жизни, штопаными портками и куцым армячишком сверкает, — не согласился с ним Марк и вздохнул. — Нее. Крестьянствовать везде тяжко. Лучше, конечно, чем мажеским промыслом заниматься, но тоже не хлеб с маслом.

— Гляди Вельд, разговорили мы их с тобой, — усмехнулся Гонда. — А то не поверишь, больше трех дён с ними бреду и слова вытянуть не мог, — он неспешно стянул штаны и, не стесняясь, здесь же облегчился. — Только сопли пускали и бубнили что–то себе под нос.

Марк с белобрысым последовали его примеру. Я брезгливо отвернулся и, не спеша, пошёл к ближайшим деревьям; благо лес шумел совсем рядом.

— Далеко направился? — что–то в насмешливом голосе Гонды заставило меня остановится. Я обернулся и встретился с тремя парами глаз, буквально сверлившими мне спину. Только, так и не сказавший мне за всю дорогу и пары слов, Силантий старательно отворачивался.

— Отчаянный ты паря, — с каким–то даже восхищением заметил белобрысый. — То в пустошь в одиночку лезешь, то в лесок со стигмой на шее прёшься. Тебе бы ещё коня достать, да по степи на нём прокатится. Совсем–то будет!

— А что не так то? — не понял я. — Мне по нужде нужно.

— Ты видно и вправду блаженный какой–то, — покачал головой белобрысый. — Пустошь, она конечно такая. Кому тело искорежит, кому душу покалечит. Может и память отнять. Но не так же! И куда деревенские глядели, когда тебя в колдуны отдавали?

— Да не хотели они отпускать! Сам же слышал, — затравленно огрызнулся я. — Ты лучше объясни, что не так?

— Да ладно тебе, Лузга, — примирительно сказал Гонда и положил руку мне на плечо. — Не видишь разве? Он, и вправду, ничего не знает. И я хорош, — поморщился он. — Былины всякие ему сказываю, а о том, что в магах его ждёт, и чего в дороге опасаться нужно, обсказать не догадался!

— Потому что, это даже младенцы знают, — возразил Марк, накидывая на плечи узелок. — Как такое забыть то можно? Да и мы чай не няньки. Вон у него для этого земляк есть.