Он пропустил ее слова мимо ушей, но впился в нее мрачным и задумчивым взглядом.

– Конечно, это не вы, тетушка, – взревел он и после паузы захохотал, – вы же не участвуете в игре! Я задаю вопрос остальным, и я имею на то причины. Один из вас хочет, чтобы в комнату пошел кто-то другой. Почему? Мы распечатали комнату – если ее вообще нужно было распечатывать. И кое-что там увидели.

– И испугались? – звонко спросил Гай. Затем – после паузы – он рассмеялся.

Мантлинг так и впился взглядом в брата:

– Ты что, там был?

– Был ли я там? Нет, – ответил Гай. Темные очки и морщинистый лоб замаячили над правым плечом Карстерса. – Но зачем же держать нас в напряжении? Что вы увидели?

– А вот и Шортер. – Хозяин дома внезапно переменил тему. – Колода свежая? Хорошо. Дайте я посмотрю. Вы знаете, что делать. Джентльмены! Сейчас Шортер будет разносить кофе, и вместе с чашкой те из вас, кто принимает участие в игре, возьмут по карте. Взгляните на них, если желаете, затем положите на стол рубашкой вверх. Не говорите, что у вас за карта, остальным присутствующим; пока не говорите. Прежде чем мы вскроем карты, я расскажу, что мы там увидели. После этого каждый, кто захочет, может выйти из игры… Ну, Шортер, начинайте. Вскройте упаковку. Рассыпьте карты веером по подносу. Вот так. Я буду тянуть первым.

Не сводя выпуклых глаз с гостей – он даже не взглянул на рассыпанные по подносу карты, – Мантлинг вытащил одну. Бросил на нее беглый взгляд и, сохранив спокойное лицо, положил ее рубашкой вверх на стол рядом с собой. Шортер прошел мимо Терлейна, который ощутил мгновенное напряжение, сменившееся мгновенным же облегчением. Ему не нужно было тянуть карту. Поднос очутился перед Карстерсом. Терлейн мог видеть голубые рубашки карт с цветным щитом в центре – видимо, гербом Мантлингов, – и мускулистую руку Карстерса, медлившую над ними. Карстерс поколебался, потер руки, передернул плечами и снова потянулся за картой. Его красное лицо блестело от пота.

– Дайте мне среднюю, – сказал он. – Сэр, пожелайте мне удачи. Ха-ха-ха. Так, иди сюда, маленькая. Да, я бы хотел, чтобы она оказалась… Черт!

Он с размаху шлепнул карту на стол и с запозданием попытался придать лицу невозмутимое выражение. Шортер перешел к Гаю, который со скучающим видом взял карту и, даже не взглянув на нее, положил на стол.

– Я передумал, – неожиданно заявил Мантлинг. – Подождите, Шортер. Пусть мисс Изабелла, если хочет, тоже тянет карту.

– Большое спасибо, – спокойно сказала Изабелла. Ничуть не удивившись, она оторвала от стола взгляд своих бледных глаз и протянула руку. – Я не передумала. Для этого нет никаких причин.

Она взяла карту, мельком взглянула на нее. Ее лицо не выражало ничего. Шортер перешел к сэру Джорджу, который, выбирая карту, наморщил лоб, но ничего не сказал. Равель, весь красный, долго не мог решиться. Среди гостей уже начал подниматься шум, который периодически прерывался произносимыми шепотом просьбами вести себя потише. Остановив свой выбор на одной карте, он неожиданно передумал и выхватил другую.

– Мне никогда не везло в картах, черт бы их побрал, – сказал он. – И сейчас, я думаю… Что? О господи, ура! Ха-ха-ха.

Он ослепительно улыбнулся, плюхнулся на стул и стал радостно скалиться над лежащей на столе картой. Он определенно был так же доволен, как Бендер – подавлен. Когда поднос добрался до него, Бендер резко повернулся к Мантлингу:

– Полагаю, я должен взять карту, сэр?

Мантлинг поднял верхнюю губу.

– Очень хорошо, – сказал Бендер. Он аккуратным движением вытащил карту, но, когда закрывал ее ладонью, чтобы другие не увидели, руки у него дрожали. Он положил карту себе на колени, чтобы взглянуть на нее под скатертью. Когда он положил ее на стол, выражение его лица не изменилось. Г. М. бросил на него любопытный взгляд; на протяжении всего ужина Г. М. не произнес ни слова.

– Итак, карты розданы, – сказал Мантлинг и кивнул. Затем некоторое время сопел. – А теперь я расскажу вам о комнате… Изабелла, – продолжил он после короткой паузы, – считает, что в этом доме завелся сумасшедший. Если вы еще не в курсе, то она, конечно, с удовольствием вас просветит. И знаете что? Я начинаю ей верить. Комната открыта, господа. Кто-то вынул шурупы, крепившие дверь к косяку, укоротил их наполовину и снова ввинтил так, чтобы они не доставали до косяка. Кто-то снял слепок с замка и изготовил ключ; кто-то смазал замок и дверные петли, подмел коридор, чтобы не оставлять следов. Но это не все. Если вы думаете, что в комнате царит запустение, что там наросло пыли на два дюйма и повсюду висит паутина, то вы ошибаетесь. Мне кажется, в ней даже чище, чем шестьдесят лет назад, когда ее запечатывали. Там есть большая позолоченная кровать с пологом. Все ее деревянные части отполированы, хотя полог уже давно сгнил. Перед смертью дед провел в комнату газовое освещение; форсунки газовых рожков прочищены, а сами они находятся в рабочем состоянии. Как видите, кто-то пробирался туда по ночам, когда остальные обитатели дома спали.

Он замолчал, отдуваясь. И снова Терлейн увидел большую квадратную комнату, с люстрой, состоящей из нескольких открытых газовых рожков, горевших желто-голубым пламенем. Они освещали некогда пышное убранство комнаты резким, но в то же время бедным светом. Стены когда-то были фиолетовыми с позолотой; теперь они стали почти черными – вычистить их не представлялось возможным. Терлейн вспомнил камин из белого мрамора, четыре больших зеркала в золотой оправе, отражавшие фигуру в полный рост, – по одному на каждую стену.

– Кто-то, – продолжал Мантлинг, – с величайшим тщанием прибрал большой круглый стол в центре комнаты, окруженный несколькими креслами. Я не знаток, но кажется, эти кресла – настоящее произведение искусства. Они сделаны из какого-то светло-желтого дерева, деревянные части окантованы медью.

– Ciseleurs![1]– воскликнул Равель и ударил ладонью по столу. Он осекся под тяжелым взглядом Мантлинга. – Извините, пожалуйста. Я больше не буду вмешиваться. Понимаете, это технология изготовления мебели. Я вам потом расскажу. Продолжайте, пожалуйста.

Гай привстал, чтобы прикурить сигарету от одной из свечей на столе.

– Алан, ты, без сомнения, заметил, что на спинке каждого кресла с внутренней стороны вырезано имя? – спросил он. – На одном кресле написано Monseur de Paris, на другом – Monseur de Tours, на третьем – Monseur de Rheims, на четвертом… А! Я вижу, уважаемый сэр Джордж Анструзер хмурит брови, как будто в чем-то меня подозревает. Я знаю о надписях, друг мой, потому что они – часть семейной истории. Как и Равель, я расскажу обо всем в свое время. Смысл в том…

– Да провались оно вместе со смыслом, – прервал его Карстерс, резко отодвигая пустую чашку – он будто освобождал место для игры. – Какая чушь! Я хочу спросить, Алан: зачем кому-то понадобилось среди ночи пробираться в комнату и пачкаться обо все это старье?

Он посмотрел на Мантлинга, а тот в свою очередь посмотрел на Изабеллу. Карстерс проследил за его взглядом. Глаза Изабеллы мерцали в тон ее серебряным волосам. Ровный голос Изабеллы тоже напоминал о серебре.