– Это не твоё имя, ведь так? Не стоит придумывать сказки и рассказывать их мне. Девушка с таким именем и фамилией, датой и местом рождения живёт уже на протяжении нескольких лет в Америке, она замужем, у неё двое детей, – Глеб садится напротив и очень пристально меня разглядывает.

– Так твоя вдруг вспыхнувшая ко мне симпатия, что была в тот вечер, чисто профессиональный интерес? Ты уже тогда знал, что я якобы не та, за кого себя выдаю?

– Предполагал. Но всё не совсем так, как ты сейчас решишь. Ну, так что? Ты мне расскажешь, кто ты?

– Интересные у вас методы, и где только такому учат?

Как ни странно, но мне не было страшно, видимо, всё, это последняя стадия, мне всё равно до всего. Я устала бояться, устала убегать и прятаться. Ничего не доказано.

– Я не знаю, о чем ты, меня зовут Вера, я родилась в городе Самара одиннадцатого апреля, – Глеб меня перебил и с силой ударил ладонью по столу.

– Прекрати врать, ни одному твоему слову нет веры, – он кричал, вены на шее вздулись, на виске бился пульс. – Ты расскажешь мне всё, кто ты, откуда и зачем сюда приехала, иначе…

– Иначе что? – я тоже повысила голос. – Иначе ты будешь меня пытать, держать здесь, в этой комнате, насиловать, унижать, так всё будет, да? Ты ведь офицер? Тебя этому учили в твоих спецшколах?

Лицо после моих слов искривилось, как от чего-то мерзкого. Ему была неприятна вся ситуация. Но как бы ни было противно, это его работа, и выполнять её он будет качественно.

– Нет, ты посидишь здесь и подумаешь, а когда я вернусь, ты мне расскажешь всю свою увлекательную и интересную жизнь, от начала и до того момента, как ты переступила порог этого дома.

Резко встает, хлопает дверь, щелкает дверной замок. Я остаюсь одна, над головой тускло светит лампа, а в углу капает кран.

***

Темная высотка на проспекте Ленина была освещена яркими огнями. Мужчина в черной кожаной куртке, выкинул недокуренную сигарету мимо урны, беспрепятственно шагнул в подъезд и прошёл мимо спящего консьержа.

Открыть дверь квартиры на 8 этаже не стоило особого труда, в просторной прихожей, когда глаза привыкли к темноте, мужчина прошёл по коридору, дверь спальни была приоткрыта, свет включенного телевизора с новостным каналом разбавлял темноту.

Диктор, девушка с красиво уложенными волосами, что-то рассказывала о биржевых сводках и падении рубля, но хозяин этой дорогой недвижимости в центре города не слушал, он спал.

Рука в перчатке профессиональным движением прикрутила к стволу пистолета глушитель и сделала два выстрела. Посмотрев на свою работу, мужчина такими же верными движениями убрал оружие. Достал простенькую рабочую Nokia, нажал на последний вызов.

– Всё сделано, – проговорил сухо в трубку и отключился.

Чуть склонил голову на бок, рассматривая мужчину, лежавшего на кровати, даже как-то позавидовал ему, умереть во сне в преклонном возрасте, что может быть лучше? Взял пульт от телевизора, выключил его и ушёл так же незаметно.

Вера

Мою маму нашли за городом, в лесополосе, причина смерти – асфиксия, а если без терминов, то её изнасиловали и задушили. Нашли местные, там небольшой поселок, парочка подростков. По чистой случайности наткнулись, а, может, её специально там оставили, недалеко, или убийца слишком торопился, никто так и не узнал. Как она туда попала, кого встретила, что с ней случилось в тот день – тоже было загадкой.

Мне было пятнадцать лет, соседка очень долго причитала: «Как же так, Любушка, как же так, не ушла ты от своей судьбы!» Соседка, пожилая женщина Зинаида Никифоровна, всё прикладывала мою голову на свою пышную грудь, гладила по волосам, а я ничего не понимала из её слов. Какая судьба и почему мама от неё не ушла?

Я тоже плакала, мне было жалко маму, я её любила, какой бы она ни была, но я любила её. Плакала от того, что так и не увидела на её лице счастливой улыбки, какая у неё была на старых, спрятанных фотографиях. Плакала от того, что так и не могла понять её странной и замкнутой жизни.

Мы жили вдвоем, жили очень скромно, в доме, сколько я себя помню, никогда не делался ремонт, все было старенькое, но чистенькое. Мама работала в профилактическом санатории медицинской сестрой, он находился на окраине города, но добираться до него было вполне удобно, ходил прямой автобус.

Она была очень красивая, светлые длинные волосы всегда заплетены в тугую косу, простая бесформенная одежда скрывала тонкую фигуру. Она словно пряталась от всего мира, была не разговорчива и даже нелюдима.

Только по старым фотографиям, на которых застыли фрагменты счастья и радости, было видно, что она была другой. Я очень рано научилась не спрашивать, кто мой отец и где он. После этих вопросов мама надолго замыкалась в себе, говорила что-то невнятное, закрывалась в комнате и просила её не трогать.

Я научилась быть такой же незаметной и невзрачной, как и моя жизнь. В школе была всегда в стороне, наверняка, меня считали такой же чокнутой, как и моя мать. Маленькая, слишком худая для своего возраста, с пучком темных волос, скрученных на затылке, и огромными карими глазами, абсолютная противоположностью своей матери.

Мне временами казалось, что ей больно на меня смотреть. Иногда она могла заплакать, прижать меня к себе, шептать: «Прости, прости меня… прости», и целовать, но потом снова была так же холодна и безразлична ко мне и ко всему вокруг.

Хорошо, что в доме было много книг, это от дедушки, я его не помню, но спасибо ему за них. В книгах была моя жизнь, там я училась, смеялась, спасалась от одиночества. Конечно, я видела, как живут другие семьи, как родители любят и балуют своих детей, ругают за шалости, помогают, если нужна помощь. Хотела ли я, чтоб у нас было так же? Да, хотела, но уже тогда я понимала и здраво оценивала, что так не будет никогда. Зачем переживать о том, чего не будет?

В тот же день, когда Зинаида Никифоровна донесла до меня новость о смерти матери, сердобольная соседка поведала, сидя на кухне со стаканом накапанной валерьянки, историю красавицы Любаши из семнадцатой квартиры.

Таких историй бесчисленное количество по всей стране, такие истории калечат жизнь, разрушают семьи и сводят в могилу. Кто-то борется и живет, назло всем, кто-то пытается забыть, заглушить наркотиками, залить алкоголем, утопая и опускаясь на дно, а кто-то не может забыть, не хочет жить, но приходится.

Любашу Резникову, белокурую красавицу с бездонными голубыми глазами, умницу, любимую и единственную дочь, гордость и надежду, изнасиловали. Случайно или намеренно, да какая уже теперь разница. Кому-то очень понравилась девочка, свежая, семнадцатилетняя и невинная. Её не было три дня, ушла в медицинское училище и не вернулась.

Родители, слегка пожилые уже люди, оббегали всех подруг, знакомых, были в милиции, но все было безрезультатно. Любаша пришла сама, поникшая, раздавленная морально, искалеченная физически, со следами насилия. Она не помнила, где была, но очень отчётливо помнила, что с ней делали. Было написано заявление, сданы анализы и сняты показания, но прежней Любаши уже было не вернуть никогда.