– Ты в прекрасной форме, – заметил я.

– Бегаю. Теперь перешла на длинные дистанции. – Она напрягла бицепс и рассмеялась.

– Впечатляет.

– Это помогает сосредоточиться. – Она присела на край стола. – Что привело тебя сюда после столь долгого перерыва?

– Рауль хочет, чтобы я помог ему со Своупами.

Выражение лица Беверли резко изменилось, став твердым и прибавив ей на вид несколько лет.

– Удачи тебе, – с деланой любезностью сказала она.

Встав, Рауль принялся читать нравоучение:

– Алекс Делавэр является признанным экспертом в области психологической помощи детям с серьезными…

– Рауль, – перебил его я, – пусть Беверли введет меня в курс дела. А тебе больше нет смысла тратить на меня свое время.

Он посмотрел на часы.

– Да. Конечно. – Затем обращаясь к Беверли: – Расскажите ему вкратце, что к чему, хорошо?

– Разумеется, доктор Мелендес-Линч, – промолвила она.

– Хочешь, чтобы я представил тебя Вуди?

– Не беспокойся, этим займется Бев.

Рауль быстро перевел взгляд с меня на нее, затем снова на свои часы:

– Ну хорошо. Я ухожу. Если буду нужен, позовете.

Сняв с шеи стетоскоп, он вышел, помахивая им в руке.

– Извини, – сказал я, когда мы с Бев остались одни.

– Забудь, ты тут не виноват. Он полный козел.

– За сегодняшнее утро ты уже вторая, кто вывел его из себя.

– До конца дня таких наберется еще немало. Кто был первым?

– Нона Своуп.

– А, она. Злится на весь мир.

– Наверное, ей приходится тяжело, – сказал я.

– Не сомневаюсь, – согласилась Бев, – однако я полагаю, что она была озлоблена на весь мир еще задолго до того, как ее брат заболел раком. Я пыталась установить контакт с ней – со всеми Своупами, но они меня отшили. Разумеется, – с горечью добавила она, – возможно, у тебя получится.

– Бев, я не собираюсь творить чудеса. Рауль позвонил мне в панике, ничего толком не объяснил, а я просто попытался оказать другу услугу, понятно?

– Тебе нужно более разборчиво подходить к выбору друзей.

Я промолчал, чтобы дать ей услышать отголоски собственных слов.

Сработало.

– Ладно, Алекс, извини за то, что вела себя как стерва. Просто с Мелендесом невозможно работать, он слова доброго не скажет, когда ты хорошо поработаешь, а если что-нибудь пойдет наперекосяк, устроит невероятный скандал. Я уже подала заявление о переводе на другую работу, но до тех пор пока мне на замену не найдут какую-нибудь дуру, я буду вынуждена торчать здесь.

– Такую работу долго никто не выдерживает, – заметил я.

– А то я не знаю! Жизнь слишком коротка. Вот почему я занялась бегом – домой я возвращаюсь выгоревшей, а после пары часов напряжения до предела уже чувствую себя заново родившейся.

– Выглядишь ты великолепно.

– Правда? А я начала беспокоиться, не слишком ли похудела. В последнее время я теряю аппетит – проклятие, наверное, я законченная эгоистка, ною по пустякам, в то время как вокруг люди действительно в беде.

– Право поныть даровано нам Всевышним.

– Постараюсь смотреть на все в таком ключе. – Улыбнувшись, Бев достала записную книжку. – Я так понимаю, ты хочешь получить психосоциальный портрет семейства Своупов.

– Не помешало бы.

– Главное слово тут «странный» – все эти люди с причудами, Алекс. Мать постоянно молчит, отец рта не закрывает, сестра терпеть не может обоих родителей.

– Почему ты так думаешь?

– Нужно видеть, как она на них смотрит. И еще то, что она избегает с ними встречаться. Словно чувствует себя лишней. Когда она здесь, брату особого внимания она не уделяет, приходит когда ей вздумается, то поздно вечером, то ни свет ни заря. По словам ночных дежурных, она просто сидит и смотрит на Вуди – впрочем, тот все равно, как правило, спит. Изредка она заходит в модуль и читает ему книгу, но и только. Отец также мало чем поддерживает ребенка. Ему нравится заигрывать с медсестрами, и, судя по всему, он тот еще ходок.

– Рауль говорил мне то же самое.

– Рауль не полностью лишен проницательности, – язвительно рассмеялась Бев. – А если серьезно, мистер Своуп совсем другой. Крупный, седой, с пивным брюшком и козлиной бородкой. Чем-то похож на Баффало Билла[14], но только с короткими волосами. Он скрывает свои чувства – понимаю, это своеобразная защита, подобное бывает. У его сына обнаружили рак, а он смеется и шутит с медсестрами, старается казаться своим парнем, рассказывает о своем саде и драгоценных растениях, растущих в нем, щедро приправляя свою речь сельскохозяйственным жаргоном. Сам знаешь, что порой случается с такими.

– Внезапный нервный срыв.

– Правильно. Совершенно неожиданно раз – и наповал! Патологическая реакция на горе.

– Получается, психологической поддержки у мальчишки никакой.

– Ты забываешь про мать. Пожалуй, она самый бесправный человек из всех, кого я только видела, – Гарланд Своуп в своих владениях абсолютный монарх, – но мать она хорошая, любящая, заботливая, постоянно обнимает и целует сына, много бывает у него в модуле, без колебаний. Ты же сам знаешь, как часто защитный скафандр пугает родителей. А она прямо-таки сама забралась в него! Медсестры рассказывают, она частенько уходит в угол и плачет, думая, что никто ее не видит, но как только приходит Гарланд, она натягивает на лицо широкую улыбку, и слышно только: «Да, дорогой! Нет, дорогой!» Все это очень печально.

– Как ты думаешь, почему они хотят забрать ребенка из клиники?

– Я знаю, что Рауль винит во всем людей из «Прикосновения» – он просто маниакально боится любой холистики, – но твердой уверенности ведь нет. Быть может, во всем виноват он сам. Быть может, он испортил отношения с родителями – описывая процедуру лечения, он бывает очень агрессивным и тем самым отталкивает многих.

– Кажется, Рауль считает, что виноват практикант.

– Оджи Валькруа? Оджи прислушивается только к собственному мнению, но человек он хороший. Один из немногих врачей, кто находит время поговорить по душам с родителями, проявить человеческие качества. Они с Раулем друг друга на дух не переносят, что, в общем-то, объяснимо, если их знать. Оджи считает Рауля фашистом, а тот видит в нем врага, ведущего подрывную деятельность. Скажу тебе прямо, Алекс: работать в этом отделении очень весело.

– А что насчет этих «прикоснувшихся»? – спросил я.