Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Единственное, что ее смущало и вызывало острое недоверие, было поведение Антона. Он узнал ее, может даже одновременно с ней — она это чувствовала — но почему-то продолжал делать вид, будто они незнакомы. Если за 5 лет, что они не виделись, даже она узнала его с первого взгляда, то как он мог не вспомнить ее. Хоть Алисе в общем-то и было безразлично, но все же когда Антон в деталях расспрашивал Сашу о его аварии, когда обрабатывал ее рану, все время извиняясь за своего «неуклюжего» брата, даже когда прощался с ней — он ни словом, ни жестом не дал ей понять, что узнал ее. Это почему-то задевало Алису. “С другой стороны, прошло так много времени, а виделись мы только дважды, да и то, в обоих случаях, я была не в самом лучшем виде. Нет. Лучше так, чем если бы он узнал меня, и мы погрузились в воспоминания, от которых я пыталась излечиться все эти годы. Скоро я снова уеду и, возможно, уже никогда сюда не вернусь, так зачем же напрасно его обнадеживать. Мне это не нужно». Алиса зашла в городской парк и почти сразу свернула на безлюдную тропу, ведущую через сосновый лес к одному месту. Корейские хвойные леса, завораживающие своей высотой и ухоженностью, были ей больше по душе. Но это ее качество уже вошло в привычку. С тех пор, как она вернулась домой на родину, все поддавалось ей сравнению, даже люди не были тому исключением.
«А он, оказывается, очень заботливый старший брат. Саша к нему так тянется. Сам его воспитывает — не каждый отец на такое способен. Скорее всего, им приходится нелегко, но они не показывают этого на людях. У нас в Корее это заслуживало бы большого уважения».
Вскоре лес начал редеть, и перед Алисой открылся скудный холмистый пейзаж без каких-либо признаков жизни. В довершение к притягательности этого места небо затянула облачность, из-за чего растительность вокруг стала казаться серой и безвкусной. Но Алиса точно знала, куда шла и что искала. Взобравшись по крутой дорожке на пятый холм слева, она спустилась на девять шагов вниз, ко взрослому одинокому тополю. Под ее корнями вот уже 5 лет как покоилась могила ее отца, а рядом с ним, как в детских кроватках, лежали еще сотни тысяч ушедших душ, оставивших после себя лишь скромные даты своей биографии, да пару памятных строчек на белой плите. В то время мест для погребения катастрофически не хватало, поэтому Алисе пришлось похоронить отца здесь — на дальнем Залесском кладбище (одном из самых первых в городе), под продувными северными ветрами. Грунт, совсем иссякнув без дождей, которым не хватало сил дотянуться сюда, оброс мелкой, но жесткой соломой, будто не давая плите свободно дышать. Вообще само место захоронения было не самым удобным и безопасным для усопшего. Но Алису это не смущало — ни тогда, ни сейчас. Отец как-то раз сказал ей, что до сих пор не знает, какие еще загадки готовит ему жизнь, зато был уверен — конец ее будет как у всех один и тот же. Она опустилась на колени, раскрыла рядом с собой свою сумку и вынула оттуда по очереди несколько специально взятых с собою вещей: ножницы, белый прямоугольный платок, гербарий, две аккуратные рюмки и бутылку рисовой водки. Все это она купила заранее и везла прямо из Кореи. Сначала ножницами очистила место для поминок, потом постелила ткань перед плитой, на нее положила собранные и высушенные ею лечебные травы, а рядом с ними, друг напротив друга, поставила две рюмки, и каждую наполнила строго на 1 миллиметр к краю. После этих действий она остановилась — накрыла колени ладонями и замолчала, склонив голову. Прошла минута, другая; еще нетеплый весенний ветер обдувал грудь и трепал волосы. Наконец-то эту смурную погоду разбавил один единственный почти невидимый солнечный луч, пробившись к Алисиной макушке и заставив ее поднять голову. Алиса взглянула на белый камень, отсыревший от частых проливных дождей, но еще выглядевший относительно юным, по сравнению с остальными своими соседями. Гравировка на нем сохранилась в полной мере и была такой же, как тогда 5 лет назад. Тогда Алиса предпочла скромность и простоту. Делиться с другими посетителями этого места ее с отцом семейными тайнами, она не желала. Поэтому на плите стояло лишь его имя, годы жизни 1997–2020, и в самом низу мелкой прописью виднелась известная только им двоим латынь: «Na enai calitero antropo apo ton patera toy».
«Отец, — голос ее оставался спокойным. — Я пришла…Прости, что так долго не навещала…Мне действительно очень жаль…Поэтому сегодня я попытаюсь все наверстать…Сначала пробуй рисовой водки, я привезла ее из Кореи…Ты первый».
И она мысленно подождала, пока он выпьет, а потом взяла в обе руки рюмку, что стояла к ней ближе и, сделав три глотка, осушила ее.
«Горько», — сказала она сама себе, но сдержавшись, выдохнула правильно. Глаза стали влажными, но слез не было.
«Отец, — теперь в голосе чувствовалась дрожь. — Я исполнила твое наставление…Я никогда не жила твоей жизнью…И я стала успешной…Теперь ты можешь гордиться мною…Теперь я независимая и уверенная в себе женщина…Только…Я до сих пор ощущаю пустоту в своей жизни…Потому что в ней нет тебя…И вот придя сюда, я ощутила эту пустоту с новой силой, словно и не было тех 5 лет, как я потеряла тебя".
Алиса сделала глубокий тяжелый вдох и продолжила.
«Отец…Я скучаю…Только потеряв тебя, я поняла, что безумно скучаю по тебе…Потому что ты был единственным кто понимал меня…Только благодаря тебе я смогла так высоко подняться…Только благодаря тебе я жила…От-те-е-ц-ц…». С невыразимой тоской позвала она его, но вместо ответа только гуще зашумели от ветра ветви лохматого тополя. Ветер крепчал. И вместе с ним уносились в дальние страны долгие годы разлуки.
Ⅹ — Глава — 개미 구멍으로 둑도 무너진다. — И дамба может обрушиться из-за муравьиных норок
Встреча с дипломатом Ким была назначена в субботу