И взрывная ситуация сложилась при том, что к «Евро-2012» привели в порядок пять аэропортов, дороги, Попков привел город в относительный порядок, были закуплены автобусы, решены наиболее неотложные инфраструктурные проблемы, заговорили о скором начале строительства очень нужной Киеву четвертой ветки метро до Борщаговки, запуске законсервированных станций, таких как Львивска Брама. Деньги из украинской промышленности вымывались, прежде всего, высокими ценами на газ, но переговоры подспудно шли и вот-вот должны были увенчаться успехом. То, что Осипович готовит «финт ушами», в киевской политтусовке не скрывалось с лета, тогда же начали торпедировать евросоглашение, которое до этого проталкивали два года. Все понимали, что за слив евросоглашения Осипович попытается выторговать цены на газ и какие-то кредиты. Обсуждали уровни цен и размеры.

Оппы – трехглавый змей – готовились к выборам пятнадцатого года, никак не могли выбрать единого кандидата и решили, что на второй тур пойдет тот из оппов, который наберет больше голосов в первом туре, а на первый они идут все вместе. Каневская четверка, издание второе, дополненное. Но в целом две тысячи тринадцатый – это жаркое лето, привычный уже летний тур на Мальдивы, не в Турцию, а на Мальдивы, лес кранов над Киевом, вялая брехня оппозиционеров, неуместное остроумие молодежи насчет «собаки с Крещатика»[5], стрекот касс супермаркетов и мрии про европейский уровень зарплат. Никогда Украина не жила так богато, как в этом, две тысячи тринадцатом, году…

Что касается меня, то я в том году окончательно ушел из семьи. Есть такое слово – «неудобно». Неудобно жить в одной квартире фактически с чужим человеком. Неудобно делать вид, что вы одна семья. Неудобно каждый вечер изобретать причины, почему бы тебе надо задержаться в городе.

И я решил, что дальше жить «неудобно» я не хочу. Просто потому, что жизнь одна.

Из детей легче всего это восприняла, как ни странно, Маринка. Она была еще маленькой, училась в сто пятьдесят пятой спецшколе, но почему-то из всей семьи мне проще всего удавалось найти общий язык именно с ней. Еще ранней весной, когда я ее подвозил до школы, она вдруг сказала: пап, найди себе кого-нибудь и не мучайте друг друга.

Вот такие вот у меня дети…

Что касается Вячеслава, то с ним мне общий язык найти так и не удалось. Мать пристроила его в Могилянку, откуда он благополучно ушел, и сейчас работал менеджером в салоне по продаже сотовых телефонов. Сказать, что для своего сына я хотел именно этого…

Но влияния на него я не имел никакого.

Что касается бизнеса, то он шел… отвратненько он шел. Крыша, которая у меня была год назад – причем какая крыша, – больше ее не было, а без крыши бизнес вести нельзя ни в Киеве, ни в Украине вообще. Самое удивительное, что здесь беспределом занимаются не столько чиновники и менты, сколько олигархи. И за крышу часто берут именно они. Саша Стоматолог[6]… имело место такое явление, но по сравнению с… – это детский сад. Короче, я переводил операции в Харьков, так как там у меня еще оставались контакты, и готовился при необходимости уходить в Россию, а деньги потихоньку отправлял в Англию. Крыши на уровне Банковой у меня не было, и мой бизнес был теперь сладким и сочным апельсином – подходи, дербань.

В этот день мне позвонил Алекс. Назначил свидание. Нет, не в том смысле… хотя тут к этому терпимее относятся. Он был русским, работал сначала в СБУ, потом консультировал УГО, управление госохраны. Профессионал, прошедший Чечню, здесь таких мало, Украина – это тихая заводь. Сейчас оттерт на обочину и числился старшим опером в СБУ АР Крым. Но почему-то оставался в Киеве…

Встреча была в тире, и это было не случайностью. В тире можно не опасаться прослушивания, стрельбы не выдерживают жучки. Вообще в Киеве ситуация с прослушкой была аховой, слушали все и всех. Базы не слишком свежего компромата можно было купить на базаре как семечки, а более серьезная информация продавалась уже за другие деньги. Главным источником компромата было СБУ, где все зарабатывали на пенсию…

Тир был небольшим. Подземным. Спустившись туда, я взял «беретту», надел наушники и прошел на огневой. Так-то у меня «стечкин», левый, и мне он нравится куда больше – длинный ствол, емкий магазин и приличный вес, позволяющий четко контролировать оружие при стрельбе. Но «макаровские» патроны достать было сложнее, чем «парабеллум», и стоили они вдвое дороже…

Алекс был уже там, стрелял из такой же «беретты». Я зарядил, вывел мишень на предельное расстояние – тут это двадцать пять метров, сделал серию выстрелов. Немного смазал – давно не стрелял…

Алекс в быстром темпе выпустил два магазина, после чего все слухачи, если они были, точно оглохли. Положил пистолет, подогнал мишень. Центр – сплошная дыра. Ну, из короткого он всегда меня обходил.

Я тоже снял наушники. Привычно стукнулись кулаками.

– Сам как?

– Норм.

В свое время мы вместе служили. Потом разошлись. Потом наши дорожки снова сошлись, я устроил ему встречу с нужными людьми, и именно потому он попал сначала в СБУ, потом и в УГО. Теперь мы оба были в немилости. У Осипа нет понятия «профессионал». Человек либо свой, либо не свой. А свой – это тот, кто подгоняет больше денег. И при этом они настолько отморозились, что вырывают кусок даже у своих…

Но по-настоящему своими мы не были.

– Семья?

– Не сыпь мне сахер на…

– Понял.

У Алекса тут появилась семья. Впрочем, здесь это не сложно – украинки красивые, а мужики все працюют – выбор есть. Правда, по слухам, и у него было на этом фронте не все в порядке. И я понимаю почему. Таких, как мы, трудно принять.

– Ты в Харьков, я слышу, собирался.

– Есть такое.

– А потом в Москву?

– Если получится.

– Хорошо, чтобы получилось.

Алекс достал из своего телефона карту памяти.

– Тогда передай. Ты знаешь кому.

Помедлив, я взял.

– Что там?

– Посмотри… код ты знаешь. Они совсем о…ли…

– Помощь нужна?

Я внимательно смотрел на своего старого друга и вспоминал. Код – это, конечно, тридцать один – двенадцать – девяносто четыре. Дата первого штурма Грозного. Он там был, в самом пекле. А я – нет, я тогда только прибыл в Ханкалу, заходил второго. Или, как тогда говорили, тридцать третьего. Тридцать третьего декабря жуткого, никак не кончающегося года…