Она резко открыла глаза. И сразу поняла, что спала чересчур долго. Уловка с ключами не подействовала. Она выронила их и не заметила. Села, посмотрела на часы. Седьмой час утра. Проспала пять с лишним часов. Вконец вымоталась, подумала она. Как и большинство других, сплю слишком мало. Слишком многое в жизни меня тревожит. Сейчас прежде всего несправедливый приговор портит мне настроение и вызывает недовольство.

Биргитта Руслин позвонила мужу, он ведь уже наверняка забеспокоился. Вообще-то ей довольно часто случалось ночевать на конторском диване, когда они ссорились. Однако накануне ничего такого не было.

Муж ответил сразу:

— Ты где?

— Заснула в кабинете.

— Почему ты все время работаешь по ночам?

— Приговор трудный.

— По-моему, ты говорила, что этого человека придется оправдать.

— В том-то и трудность.

— Приезжай домой и отдохни. Мне пора. Спешу.

— Когда вернешься?

— Часиков в девять. Если не будет задержек. В Халланде ожидается снегопад.

Она положила трубку и вдруг ощутила прилив нежности к мужу. Познакомились они в юности, когда оба учились в Лунде на юридическом; Стаффан Руслин — курсом старше. Первый раз они столкнулись на вечеринке у общих друзей. После этого Биргитта уже не могла представить себе жизнь с каким-либо другим мужчиной. Он покорил ее — глазами, ростом, большими руками и беспомощной манерой краснеть.

Стаффан стал адвокатом. Но в один прекрасный день пришел домой и сказал, что ему невмоготу и что он намерен изменить свою жизнь. От неожиданности она опешила, ведь он ничем не намекнул, что с все большей неохотой ходит в адвокатскую контору в Мальмё, где они тогда жили. На следующий день он, к ее удивлению, записался на курсы поездных кондукторов, а однажды утром предстал перед ней в синей с красным форме и сообщил, что сегодня в 12.19 заступает на смену в поезде № 212, который следует из Мальмё в Альвесту и дальше, в Векшё и Кальмар.

В скором времени она заметила, что муж ожил, повеселел. Когда Стаффан решил покончить с адвокатской карьерой, у них уже было четверо детей, сперва родился сын, потом дочка, а потом близнецы-девочки. Куча маленьких детей — вспоминая то время, она неизменно удивлялась. Как они справлялись? За шесть лет четверо детей. Из Мальмё семья переехала в Хельсингборг, где Биргитта получила место судьи.

Теперь дети выросли. Близнецы уехали из дома в прошлом году, в Лунд, где сообща сняли квартиру. Она радовалась, что они выбрали разные специальности и что в юристы ни одна не собиралась. Сив, на девятнадцать минут старше Луизы, после долгих метаний решила стать ветеринаром. Луиза, отличавшаяся от сестры горячим темпераментом, поначалу порхала туда-сюда, продавала в магазине мужскую одежду, а потом пошла в университет изучать политические науки и историю религии. Биргитта Руслин не раз пыталась выведать у дочери, чем та думает заниматься в жизни. Но Луиза была из всех детей самой скрытной и ничего не говорила. Пожалуй, Луиза больше всех походила на нее самое. Сын Давид, работавший в большой медицинской компании, был почти во всем похож на отца. Третья дочь, Анна, к превеликому огорчению родителей, надолго уехала куда-то в Азию, и они ничего толком не знали о ее планах.

Моя семья, думала Биргитта Руслин. Большая забота и большая радость. Без нее моя жизнь была бы во многом лишена смысла.

В коридоре, неподалеку от ее кабинета, висело большое зеркало. Она присмотрелась к своему лицу, к фигуре. На висках в коротко стриженных темных волосах появилась проседь. Дурная привычка крепко сжимать губы придавала лицу неприступное выражение. Однако раздражало ее то, что за последние годы она прибавила в весе. Три-четыре килограмма, не больше. Но вполне достаточно, чтобы это стало заметно.

Увиденное ей не нравилось. Вообще-то она женщина привлекательная. Но привлекательность шла на убыль. А она не сопротивлялась.

На столе секретаря Биргитта оставила записку, что придет сегодня попозже. На улице потеплело, снег начал таять. Она пошла к машине, припаркованной в соседнем переулке.

И вдруг передумала. В первую очередь ей требуется не сон. Куда важнее проветрить мозги, подумать о чем-нибудь другом. Она повернула и пошла к гавани. Безветренно. Вчерашние сплошные тучи начали расходиться. Она спустилась к пирсу, откуда отчаливают паромы на Хельсингёр. Переправа недолгая. А ей нравилось посидеть на палубе, выпить чашку кофе или бокал вина, наблюдая за пассажирами, которые осматривают сумки со спиртным, купленным в Дании. Она села за грязноватый угловой столик. И с неожиданным раздражением подозвала девчонку, которая собирала грязную посуду.

— Я вынуждена пожаловаться, — сказала она. — Посуда со стола убрана, но стол не вымыт. Немыслимо грязный.

Девчонка пожала плечами, вытерла столешницу. Биргитта Руслин с отвращением смотрела на грязную тряпку. Но ничего больше не сказала. Девчонка чем-то напоминала изнасилованную кассиршу. Непонятно чем. Может, равнодушием к работе, нежеланием вытереть стол как следует? Или беспомощностью, которую Биргитта Руслин не могла облечь в слова?

Паром завибрировал. Приятное ощущение, прямо-таки упоительное. Ей вспомнилась первая поездка за границу в девятнадцать лет. Вместе с подругой они поехали в Англию на языковые курсы. Тоже на пароме, из Гётеборга в Лондон. Биргитта Руслин навсегда запомнила, как стояла на палубе, зная, что впереди ждет освобождающая неизвестность.

Та же свобода порой охватывала ее на пути — туда или обратно — через узкий пролив между Швецией и Данией. Мысль о неприятном приговоре исчезла из ее сознания.

Я ведь уже не в середине жизни, думала она. Эта точка осталась позади, причем момент перехода человек даже не замечает. Важных решений в моей жизни предстоит не особенно много. До пенсии буду работать судьей. Наверно, успею дождаться внуков.

Но она понимала, что и это ощущение, и недовольство, которое больше всего мучило ее, связаны с тем, что брак со Стаффаном мало-помалу превратился в пустую рутину и грозил умереть. Они были добрыми друзьями, давали друг другу необходимую защищенность. Но любовь, чувственное удовольствие находиться рядом, совсем исчезла.

Через четыре дня стукнет ровно год с тех пор, как они последний раз перед сном занимались любовью. Чем ближе подступал этот «юбилей», тем большее бессилие охватывало ее. Остались считаные дни. Снова и снова она пыталась поговорить со Стаффаном об одиночестве, какое ощущала. Но он не был готов к разговору, увиливал, предпочитал отодвинуть разговор, признавая, конечно, его важность. Клялся, что ни к какой другой женщине его не тянет, просто недостает чувства, которое наверняка скоро вернется. Надо лишь запастись терпением.

Она горевала об утраченной близости с мужем, статным железнодорожником с большими руками и лицом, так легко заливавшимся краской. Но сдаваться не собиралась, не хотелось ей пока, чтобы их отношения сделались просто задушевной дружбой, и только.

Биргитта Руслин взяла еще кофе и пересела за столик почище. Несколько довольно молодых мужчин, несмотря на ранний час уже крепко подвыпивших, спорили о том, кто — Гамлет или Макбет — был узником замка Кронборг, возвышавшегося на скалах возле Хельсингёра. Она забавлялась, слушая спор и едва удерживаясь от искушения вмешаться.