— Куда, к своему Сысуеву?

— Ну да… Не убьет же он меня. Ну, позудит немного. Что с того? Скажу — увлеклась случайно, а так ведь ничего особенного…

— Ничего особенного? — вгляделась я в недовольное Катино личико.

— Да я вот сейчас слушала их и подумала, что ведь и правда Сашу мало знала… Мне-то казалось: философ, почти ученый, совсем не такой человек, как все… А здесь — какие-то дрязги непонятные, имущество… Фу… грязь какая. Зачем мне это все, а?

— Ну, этого уже я не знаю.

— Вот именно! Я когда увидела, что он мог почти двадцать лет с этой козой глупой жить, мне уже сразу плохо стало, честное слово. И видишь, как все было: общий бизнес, дела какие-то… С этой… Нет, есть вещи, которые я никогда понять не смогу, это уж точно, — горячо шептала мне Катерина, показывая глазами на Кораблеву, как на воплощение дьявольского отродья. — И дружок этот тоже — грубиян неотесанный.

— А ты бы раньше посмотрела, — урезонила я Катю. — Как-то не вовремя происходит прозрение.

— Да где там! Я ведь эту жену и в глаза никогда не видела, даже не представляла, что такое может быть на свете. Кошмар просто!

— Это уж точно. И что же, может, тогда Кораблева и искать не надо? Заказ снимается?

— Да нет, ищи, конечно. Что ты, что ты, — испугалась Катя. — Но только без меня. Я заплачу, если еще понадобится, и помогу потом. Но сейчас идти надо — а то моего Сысуева паралич хватит, он меня ведь обожает…

— Мда-а-а… Вовремя у тебя душевные муки начались. В самый нужный момент. Здесь от каждой минуты может жизнь сейчас зависеть…

— Да я ничего! Конечно, сделай все возможное! — прижала руки к груди Катя.

Эх, в театре на сцене цены ей бы не было, а на даче она смотрелась не очень-то.

— Сергей Анатольевич ведь очень хороший на самом деле. Я вас познакомлю — это очень чистый, хороший человек, на редкость щедрый…

— Ладно, пошли, потом расскажешь, — оборвала я Катино щебетание. — Сейчас некогда.

У многих женщин есть такая особенность: стоит кому-то понравиться, и они отыскивают в человеке массу самых небывалых достоинств и умеют убедить всех, а прежде всего себя, какой встретился на пути необыкновенный, совершенно удивительный человек. А потом так же быстро и легко уговорить себя же, что не этот, а совсем другой человек является вместилищем всех возможных человеческих достоинств, а в случае необходимости — третий, пятый, десятый. У Кати это получалось очень достоверно. А еще спрашивают, чем же занимаются молодые, полные сил женщины, если они нигде не работают и живут на содержании богатеньких мужей? Как же бедняжки со скуки не дохнут, особенно ежели детей обременительных в доме нет, достаток выше крыши, пыль с рояля по утрам домработница вытирает, а коробки с продуктами домой личный шофер приносит? Чем же занимаются все эти удивительные, редкой красоты и пустоты создания длинные дни, а также и ночи, учитывая, что немощные мужья еще с вечера похрапывают в старческих снах? А я вам сейчас скажу: они старательно создают себе мифы, которые помогают им скрашивать и наполнять жизнь, а потом их же разрушают и выдумывают новые сказки… И потому никогда не скучают — порхают, занимаются мифотворчеством на свой женский лад.

Катя, похоже, теперь только и думала о том, как бы получше устроить примирение с очень добрым и щедрым Сергеем Анатольевичем Сысуевым, который в других обстоятельствах мог бы быть ей папой и просто похлопать по попке, но в роли супруга был способен на более непредсказуемые поступки.

В дружном молчании (уж слишком много образовалось взаимных антипатий) закрыли мы на ключ злополучную кораблевскую дачу, дошли по тропинке до оставленной за углом машины. Николай бесцеремонно подтолкнул Кораблеву на переднее сиденье, чтобы не выпускать из поля зрения ни на минуту, нам с Катериной пришлось сесть на заднее сиденье. В машине я сразу же закрыла глаза, показывая, что устала и хочу отдохнуть. В самом деле, сколько можно слушать дурацкие дамские исповеди, когда все мысли заняты совершенно другим! Екатерина, следуя моему примеру, тоже закрыла глаза и вскоре задышала ровно и по-настоящему сонно: отошла в страну грез. У меня насчет сна не было ни в одном глазу, потому что терзало беспокойство. Что за странная, нелепая история разворачивалась на моих глазах! Пропавший лысоватый мужчина, оскаленная морда собаки, прыжок с груши, заткнутые кляпами рты — все это в полном беспорядке, как в плохо склеенном любительском фильме, мелькало перед глазами. Неужто и вправду все это затеяла из мести и прочих сугубо корыстных соображений оскорбленная супруга, после того как прожила с человеком почти двадцать лет? Или что-то другое?

— В магазин бы их наведаться. Может, Маринка Стрельцова, Стрельчиха, что-нибудь знает? — повернулся ко мне Николай.

— Разумеется, — сказала я, потому что в моих ближайших планах тоже было намечено посещение магазина «Кто в доме хозяин?». Само его название после исчезновения Кораблева виделось несколько символичным.

— А я по гороскопу — Стрелец, — зачем-то сказала Кораблева, и я сразу вспомнила про свои магические кости.

Вот с кем хотелось мне сейчас поговорить и кому отдать предпочтение в этой странно подобравшейся компании. Замшевый мешочек с цифровыми двенадцатигранными костями всегда был со мной в сумочке. Вынув вслепую три кости, я сделала бросок прямо на коленях, мысленно задавая вопрос: что представляет из себя Кораблева, как быстрее всего ее раскусить?

«8+18+27» — ответила выпавшая комбинация, что в переводе на язык слов дословно означает: «Существует опасность обмануться в своих ожиданиях». Ничего себе, предупреждение! А в самом деле, чего я ожидаю от Кораблевой? Хочу выяснить, соучастница она или, наоборот, жертва?

И ведь как оригинально это делается, если со стороны-то взглянуть! Непочтительно как-то. Связали женщину, окружили, допросили, заставили пугливо сознаться, что она решила косвенным образом, одним лишь только бездействием погубить мужа — какое тут почтение, сплошное с моей стороны молодое нахальство. А если все-таки не косвенным образом, если она сама участвовала в расстановке сетей?

Так размышляла я, уставившись напряженным взглядом в затылок Кораблевой. Наверное, сила моей внутренней концентрации в этот момент была больше, чем я предполагала.

— Ой! Голова что-то заболела! — вдруг сказала Кораблева и начала потирать затылок. — Не пойму, чего это вдруг стукнуло? Взяла — и заболела.

— Дубины просит, — буркнул Николай, весь поглощенный планами и денежными расчетами.

Как только мы въехали в город, Катя сразу же открыла глаза и начала смотреть в окно. Наверное, думала о своем Сысуеве — какой он у нее хороший-расхороший, добренький-предобренький, старенький-престаренький, богатенький-пребогатенький. Интересно, а правда ли он такой милый дедушка, как она думает? Почему это я должна быть заранее уверена, что он не способен устранить любовника своей жены? Ведь ревность — всевозрастное и интернациональное чувство. Вряд ли Сергей Анатольевич Сысуев представляет исключение из общего правила.