Ничего этого Лиля мужу не говорила, давала ему живот потрогать, грудь или что там еще – но не более того. Срок шел, обещая освобождение. Экзамены в институте за первый курс она успешно сдала, несмотря на беременность. Но решила, что в будущем учебном году возьмет отпуск, чтобы подрастить ребенка, а через год вернется к учебе.

Лильку в роддом имени Крупской положили за несколько дней до срока, чтобы не упустить и предусмотреть возможные неприятности. Салих пришел под окно только один раз, – в палаты не пускали, – прокричал снизу что-то непонятное, но передачу принес: яблоки, кефир и письмо. В письме было написано, что в Сулеймании умер его отец и ему нужно срочно ехать на похороны.

Лиля в тот же вечер и родила девочку – ровно через год после свадьбы, в середине сентября. Без всякого кесарева сечения, от одного возмущения, что муж покидает ее накануне такого события. Девочка была до смешного похожа на отца, если снять с того очки и усы.

И всё. На этом муж исчез. Забирали Лилю из роддома Вера Иванна с мужем. Сначала дядя Коля на служебной машине отвез ее в съемную квартиру. Там обнаружились следы торопливых сборов, разбросанные вещи, а на столе между немытыми тарелками и чашками лежала коробочка, которую первой заметила зоркая Вера Иван-на. В ней лежало кольцо. Бриллиантовое. Камушек небольшой, но блескучий. Вера Иванна его быстро цапнула и засунула себе в бюстгальтер, приговаривая: «Уж я получше тебя сохраню…»

Лиля промолчала. Ребенок тоже деликатно молчал. Он, то есть она с рождения привыкла к изобилию: молоко из материнских сосков текло непрерывным потоком, без всяких усилий со стороны детского ротового аппарата. Все новорожденные в родильном отделении, кому от матерей недоставало, питались от Лилиных щедрот.

Вера Иванна оглядела брошенную в спешке комнату и приказала Лиле ехать пока домой, а на съемную квартиру вернуться, когда Салих приедет с похорон. Лиля от растерянности молча согласилась.

Поехали домой, в шильцевскую комнату. Мебель немного подвигали – сервант к тому времени уже был куплен, и теперь он занимал то место, где могла бы стоять детская кроватка. Так что арабскую девочку положили в корзину и назвали неуместным именем Виктория. И стали жить и ждать…

Первые дни все молчали. Дядя Коля, потому что привык молчать. Лиля – потому что ей нечего было сказать, а Вере Иванне было чего сказать, но она изо всех сил сдерживала бурлящую в ней ярость против Салиха, который оказался предателем, как все мужики… хотя и иностранец. И против Лильки, которая, дура, не могла мужика удержать. А то без него не похоронили бы!

А на самом деле зла была на себя. Через неделю призналась: дура я последняя. Нашло на нее прозрение: обманули ее! Думала, приличный иностранец, а он араб… Не вернется. Попользовался – и конец.

Похоже, так оно и было. День шел за днем, прошел месяц, муж не появлялся…

Бедная Лиля! Ей казалось, что она от барачного двора совершила брачное восхождение в высший круг, и теперь возвращение домой, да еще и с ребенком, означало ужасное крушение.

Снятая квартира оплачена была до конца месяца. Муж, уезжая на похороны, не позаботился ни о ней, ни об их ребенке, и ужасное предчувствие овладело Лилей: муж не вернется никогда. С каждой неделей надежда на его возвращение таяла. Тем более что никаких писем…

Октябрь был уже на половине. Теперь Лиля чувствовала себя уязвленной, обманутой, особенно обидно было, что родила, как дура, ребенка, который теперь руки связывал. Она с недоумением смотрела на девочку, не понимая, зачем ее родила. Девочка вела себя как ангел, видимо, понимала, что матери не до нее. Голоса не подавала, сосала усердно, спала без лишнего просыпа и улыбалась смутной и преждевременной улыбкой.

В конце месяца позвонил хозяин квартиры, велел забирать все имущество, и Лиля с матерью и дядей Колей поехали на бывшую квартиру за Салиховыми вещами, книгами и бумагами. Сначала две картонные коробки стояли под родительской кроватью, потом снесли в дровяной сарай.

Лиля ждала от мужа сообщений, но их все не было. Мысль, что Салиха она никогда больше не увидит, крепла с каждым днем. Теперь надо было самой о себе позаботиться.

Первое, что сделала, – в связи с семейными обстоятельствами перевелась на вечерний. Институт бросать она не собиралась. Днем сидела с дочкой, потом сцеживала молоко и оставляла бутылочки вместе с ребенком на попечение матери. Та первое время молчала, потом однажды, выпив, разоралась на Лильку – что она клуша, туша, даже адреса не имеет, а надо на алименты подавать, пусть содержит… и велела ей ехать в университет, к профессору, чтобы узнать адрес мужа «досконально»… Сама же наутро сложила все Салиховы вещи в две сумки, удивляясь, зачем ему нужно было столько рубашек – одиннадцать! И три костюма! И поехала в комиссионку в Благовещенский переулок, где всю Салихову одежду приняли за хорошую цену.

В университет Лиля ехать отказалась. Вера Иванна отправилась на Ленинские горы сама. Со своей настырностью прошла через всех вахтеров, разыскала мехмат, явилась в деканат. Там она ничего не узнала, никакого адреса ей не дали, к профессору, имени которого она не знала, тоже не допустили. Не успокоившись, предприняла тайком от Лили вторую попытку выйти на след сбежавшего, как она теперь уверилась, зятька. Разыскала через справочное бюро адрес иракского посольства. Долго не пускали. Наконец пробилась. Там с ней говорили невежливо, им было не до того: у них в Ираке к этому времени случилась не то революция, не то война. Какой там Салих! И тут Вера Иванна окончательно поняла, что произошел стратегический провал.

Признав свою неудачу, Вера Иванна решила поправить дело. Отбросив заманчивый, но неудачный проект с иностранцем, спустилась на землю и огляделась по сторонам. Девку теперь пристроить было посложнее, с ребенком-то. Тут явилась ей мысль, что дочку эту арабскую можно сдать в Дом ребенка, куда берут на пять лет, а уж потом либо к родителям обратно, либо переводят в детский дом. Изложила Лиле. Лиля пожала плечами и сказала: «Ты, мать, совсем того…»

Тогда мысли практичной Веры Иванны заработали в другом направлении: у мужа Коли был племянник, он только что отслужил в армии, вернулся, собирался поступать в школу милиции, но пока экзамен не мог сдать. Может, свести? Вера Иванна размышляла…

Размышляла и Лиля. Девочка Виктория росла, а от Салиха не было никакой весточки. И не будет – осознала Лиля. Замуж она решила больше никогда не выходить. Все хлопоты матери по устройству ее жизни Лиля отвергала… Училась в институте, изучала английский язык, а мать этот иностранный язык возненавидела. Устроилась бы билетером в сад «Эрмитаж» или на кухню хоть в столовую – больше было бы проку…

Жизнь у Лили была трудная: ребенок в яслях на пятидневке – неделю ходит, неделю болеет, работы подходящей найти не могла: кто станет держать, когда она половину времени на бюллетене? Неугомонная Вера Иванна каждую неделю приволакивала в дом какого-то парня, а Лиля только злилась и огрызалась. Так прошел год, и другой…